Всеволод Сахаров – LIVE PAGES Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..
А друг Пушкина Гоголь при жизни поэта произнес вещие слова: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет». Мысль эту потом развил в своей знаменитой Пушкинской речи Ф.М. Достоевский.
Пушкин происходил из старинного дворянского рода и гордился этим, изучал свою родословную, среди славных предков его были воеводы, генералы, государственные деятели, и в их числе знаменитый «арап Петра Великого» А.П. Ганнибал. Мальчик родился в древней Москве и жил там и в подмосковном имении Захарово. Отец его Сергей Львович увлекался литературой, имел богатую домашнюю библиотеку, в числе его друзей и знакомых были поэты Карамзин, Дмитриев и Жуковский. Поэтом был и дядя Василий Львович. Мальчик получил хорошее домашнее образование и воспитание и уже в детстве писал стихи, в основном по-французски. Отец и мать его были людьми светскими и мало уделяли внимания дому и детям.
В 1811 году дядя отвез Александра в Петербург и поместил его в торжественно, в присутствии императорской семьи открытый 19 октября Царскосельский лицей, привилегированное закрытое учебное заведение для будущих государственных деятелей. Здесь мальчика встретили замечательные учителя, разнообразные науки, поэзия и, главное, друзья, вольное содружество одаренных благородных юношей, ставшее духовным, поэтическим братством, настоящей семьей Пушкина:
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен –
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Поощряемый профессорами и друзьями, мальчик начал писать русские стихотворения и поэмы и печататься в журналах. Из классов и садов лицея он с друзьями следил за великой эпопеей 1812 года, здесь познакомился с Карамзиным, Чаадаевым, Жуковским, Батюшковым, веселыми и образованными гвардейскими офицерами, прошедшими всю Европу. Лицей стал для Пушкина домом и литературной школой, здесь сложилось молодое братство поэтов, он обрел наставников и друзей на всю жизнь. 19 октября стало для поэта ежегодно отмечаемым праздником дружбы, этой светлой памятной дате посвящены лучшие его стихотворения.
Знаменитый публичный экзамен 1815 года и вдохновенное чтение юным поэтом торжественной оды «Воспоминания в Царском Селе» в присутствии восхищенного старца Державина принесли ему еще большую известность. Талант и «нежный ум» созревали быстро. Юный поэт воспевал радость жизни, дружбу, любовь, вино, пирушки, импровизировал, создавал нежные элегии и дружеские послания, остроумные пародии и эпиграммы. Им написаны озорная ироикомическая поэма «Бова» (1814) и сатира «Тень Фонвизина» (1815), направленная против литературных староверов и остроумно задевавшая самого Державина.
Поэт подражал своим литературным учителям Батюшкову и Жуковскому и многому учился у других русских и зарубежных поэтов. Мальчишеское озорство и начинавшиеся любовные бурные увлечения у Пушкина соединялись с пылкими вольнолюбивыми мечтами, жадным интересом к новейшим политическим идеям и событиям, чтением французских либеральных авторов. В 1816 году он вступил в литературное общество молодых последователей Карамзина «Арзамас», возглавляемое Жуковским и братьями Тургеневыми.
Закончив учение в лицее в июне 1817 года и попрощавшись с друзьями, Пушкин поступил на государственную службу, стал чиновником Коллегии иностранных дел. Должность его не обременяла, к тому же юноша сразу уехал в псковское имение Михайловское, ставшее впоследствии местом знаменитой его ссылки и высочайших творческих достижений. Там поэт обрел новые впечатления, возможность спокойно мыслить и творить.
Столичный Петербург вернул его в вольную атмосферу вечного праздника жизни, дал новые увлечения и приключения, и прежде всего театр, обширные литературные знакомства, новых интересных друзей. Пушкин стал усердным посетителем веселых собраний литературного общества молодых литераторов-карамзинистов «Арзамас» и общества «Зеленая лампа», принял участие в их борьбе с консерваторами из лагеря Шишкова, стал писать на староверов остроумные сатиры и пародии.
Для всей дальнейшей судьбы Пушкина важна общественная среда, в которую он попал в столице. Это передовая и образованная дворянская молодежь, новая элита, молодые чацкие, они умны и настроены критически, их убеждения вполне либеральные, желания и надежды самые патриотические. Потом Пушкин назвал этот кружок Обществом умных. После достославной победы 1812 года им многое было разрешено, просвещенный царь все это знал, но смотрел на «тайные» собрания, мятежные речи и политические вольности молодых дворян сквозь пальцы.
Да, здесь много будущих декабристов – М. Лунин, М. Орлов, К. Рылеев, И. Якушкин. Но многие из тогдашних знакомых поэта стали потом министрами, государственными деятелями, генералами – Уваров, Блудов, Дашков. Пушкин сходится со своим сослуживцем Грибоедовым, знакомится с поэтами Гнедичем, Боратынским, Катениным, Денисом Давыдовым. Чаадаев, братья Тургеневы, тайное литературно-политическое общество «Зеленая лампа» – все это составляло основной круг жизни молодого поэта, где жаркие политические споры и обсуждение очередного тома истории Карамзина соседствовали с чтением только что написанных стихов, бурными веселыми пирушками, любовными увлечениями, поездками в театр и дуэлями.
Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука, –
сказал потом Пушкин в «Евгении Онегине».
Идеи этой пестрой столичной среды были летучими, всеми разделялись, но отнюдь не являлись сколько-нибудь серьезной политической идеологией, объединявшей единомышленников, братьев по борьбе. Мы знакомы с этими идеями по дружеским спорам Онегина и Ленского. Пушкин в послании «К Чаадаеву» (1818) точно назвал эти молодые мысли «души прекрасными порывами», но от таких первых порывов до оформленного мира зрелых политических идей и их практического воплощения в реальную жизнь страны и народа молодым либералам надо было идти долгой и трудной дорогой. И многие потом выбрали более легкий и безопасный путь примирения с действительностью.
Да, сначала негодовали против деспотизма вообще, сердито критиковали нерешительного императора и его бездарных министров, особенно ненавистного всем грубого тирана Аракчеева, восставали на словах (ибо все имели много крепостных и богатые имения) против рабства (так именовали русское крепостное право, ничего общего с римским рабством не имевшее) и служебных злоупотреблений министров и вельмож. Сердитым молодым либералам была присуща чисто русская «страсть правительство бранить за всероссийские недуги» (Н.М. Языков). Но это эмоциональный протест, громкие общие слова, а не выработанные политические идеи и убеждения.
Не было никакого серьезного общественного движения или заговора, декабризм как тайное политическое общество и революционная идеология тогда еще не оформился, да и впоследствии он не очень далеко ушел от общих мест, лишенных историзма и конкретности либеральных мнений. Такова была эпоха первых радостей, политическая оттепель, блаженная пора дозволенного, поощряемого сверху дворянского либерализма и просвещенного мистицизма, «дней Александровых прекрасное начало». Пушкин писал об этих шумных и вольных собраниях:
…Вот он, приют гостеприимный,
Приют любви и вольных муз,
Где с ними клятвою взаимной
Скрепили вечный мы союз,
Где дружбы знали мы блаженство,
Где в колпаке за круглый стол
Садилось милое равенство,
Где своенравный произвол
Менял бутылки, разговоры,
Рассказы, песни шалуна;
И разгорались наши споры
От искр, и шуток, и вина…
Пушкин со всем увлечением молодости погрузился в веселый мир дружеских споров, смелых суждений и грандиозных планов, все либеральные идеи у него на слуху, он, как эхо, собирает их и с удовольствием повторяет в своей вольнолюбивой лирике:
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
Заметим, что серьезные политики не доверяли пылкому и непостоянному в своих убеждениях и увлечениях поэту, потом он так и не был принят в тайное общество декабристов, отказали ему в приеме в ложу и петербургские масоны.
Однако именно юному Пушкину суждено было полно и эмоционально выразить либеральные идеи своего времени, и он сделал это в своей вольнолюбивой лирике тех лет. Таковы его ранняя политическая сатира «Лицинию» (1815), оды «Вольность» (1817) и «Деревня» (1819), дружеское послание «К Чаадаеву» (1818), сатира на «кочующего деспота» Александра I «Сказки» (1818), зовущее к мятежу и мести тиранам стихотворение «Кинжал» (1821). Эти смелые бесцензурные стихотворения знали все, они существовали во множестве списков, были потом найдены в бумагах всех арестованных декабристов. Пушкин стал первым поэтом русской дворянской оппозиции, и это определило его дальнейшую судьбу. Впрочем, тогда же написаны веселая пародийная поэма-сказка «Руслан и Людмила» (1818-1820) и множество дружеских и любовных посланий и эпиграмм.
К 1820 году правительство уже увидело всю опасность распространения вольнолюбивой лирики Пушкина и было раздражено его смелым поведением, неосторожными острыми словами и резкой критикой в свой адрес. За поэтом была устроена полицейская слежка, он был вызван для объяснений к петербургскому генерал-губернатору М. Милорадовичу, Пушкину грозили арест и ссылка в Соловецкий монастырь или Сибирь. Друзья во главе с Карамзиным успешно хлопотали за него при дворе, и Пушкин был послан своим министром графом И.А. Каподистрией в длительную служебную командировку на Юг России, где как чиновник Коллегии иностранных дел должен был переводить с французского законы и выполнять иные поручения. Этот обычный перевод по службе принято именовать южной ссылкой поэта.
6 мая 1820 года Пушкин отправился в Екатеринослав, где тяжело заболел, затем с позаботившейся о нем семьей Раевских поехал на Кавказ и в Крым, затем прибыл к месту службы в тихий провинциальный Кишинев, бывал на собраниях декабристов в имении Каменка близ Киева, в 1823 году по воле начальства переехал в европейски просвещенную и бурно развивающуюся Одессу. Молодой поэт открыл для себя целый новый мир, где Россия встретилась с Европой и Востоком, живописную природу, горы и море, бескрайние степи, цыган, украинцев, молдаван, евреев, греческих революционеров, казаков, кавказских горцев, крымских татар, европейских и восточных купцов, смешение языков, преданий, литератур, обычаев и нравов. Богатство впечатлений и новых открытий сразу сказалось в пушкинской поэзии.
Пушкин, попав в среду южных декабристов (М.Ф. Орлов, П.И. Пестель, В.Ф. Раевский, В.Л. Давыдов) и либеральных дворянских оппозиционеров, продолжал писать вольнолюбивые произведения, но расцвела его любовная лирика, написана озорная «нечестивая» поэма «Гавриилиада» (1821), появился и принес поэту новую славу цикл «южных» романтических поэм – «Кавказский пленник» (1820-1821), «Бахчисарайский фонтан» (1822-1823), «Цыганы» (1824).
Его кумиром и учителем становится на время великий английский поэт Джордж Гордон Ноэль Байрон (1788-1824), вдохновенный романтик, гордый певец могучей личности, свободы, любви, бурных страстей, мятежа против несправедливого общества, революционер и путешественник. Этот смелый, сильный, красивый, молодой человек был символом мятежа, свободы и протеста, мести тиранам, бури страстей и успешно соперничал с другим ярким поэтическим лицом европейской истории – Наполеоном. Сама его героическая и поэтическая смерть посреди восставшей и сражающейся Греции потрясла всю Европу. Байрон – главный герой собственной поэзии, он дал в автобиографических поэмах «Дон Жуан» и «Странствия Чайльд-Гарольда» поэтам своего времени капитальные темы и свободные формы для их творчества, открыл для них Италию, Грецию, мусульманский Восток, героику борьбы за свободу, экзотику путешествий, силу любовных страстей, вечно вольную и мятежную стихию моря. «Он был, о море, твой певец», – сказал Пушкин.
«Южные» поэмы Пушкина часто называют байроническими, хотя при всем их неизбежном и очевидном автобиографизме герои их, и прежде всего романтический Пленник, скорее отразили не образ автора, а типические черты русской дворянской молодежи того времени – мятежность и протест, разочарование и усталость от жизни, тяжелые переживания, преждевременную старость души. В «Бахчисарайском фонтане» русских читателей привлекли сильные, полные страсти характеры гордого влюбленного хана, ревнивой и мятежной грузинки Заремы, мечтательной и страдающей в заточении польки Марии, драматическая их судьба, живописная поэзия и природа экзотического Востока. А в «Цыганах», завершенных уже в Михайловском, романтический герой-скиталец Алеко осужден в его гордом эгоизме и кровавом деспотизме, неуважении к чужой судьбе, воле и жизни, преступности. Старый цыган говорит ему вещие, знаменитые слова:
Оставь нас, гордый человек!..
Ты для себя лишь хочешь воли…
Сам Пушкин был иным, он с жадностью любил свою и чужую вольность, ловил каждое мгновение богатого и быстротекущего бытия, умел быть юным, пылким, беспечным. На Юге бурная и веселая жизнь молодого поэта продолжилась, он участвовал в дружеских пирушках, ссорился с местными боярами, имел дуэли, влюблялся, путешествовал по стране, кочевал с цыганским табором, спорил с декабристами о политике, следил за развитием греческой революции. Но и много работал, читал, особенно древних авторов, изучал местные исторические достопримечательности и обычаи, записывал песни и сказки. Главным же для Пушкина было творчество, поэзия, замечательные стихотворения и поэмы. Их читала вся Россия.
Эта веселая и вместе с тем творческая жизнь продолжалась и в Одессе, о чем рассказывается в «Отрывках из путешествия Онегина». Велась работа над поэмой «Цыганы» и первыми главами «Евгения Онегина». Но в этом европейском городе («Там все Европой дышит, веет…») незначительный чиновник Пушкин поссорился со своим новым начальником, новороссийским генерал-губернатором М.С. Воронцовым, человеком храбрым, умным и просвещенным, но высокомерным и обидчивым, и к тому же имел неосторожность влюбиться в его легкомысленную красавицу жену и посвятил ей замечательные стихотворения. Столкновение это привело к официальному прошению графа отозвать Пушкина в Петербург. Возникло и дело об «афеизме» поэта, порожденное вскрытием тайной полицией его неосторожного частного письма. Император принял отставку Пушкина и распорядился сослать его под надзор местных властей в псковское имение Михайловское.
С августа 1824 года начинается новая эпоха в жизни и творчества Пушкина. В михайловском деревенском уединении он мечется, страдает и все же находит душевное спокойствие, критически обдумывает прошедшее, «грустные заблужденья» мятежной юности, свой «южный» напускной байронизм, с тревогой и надеждой смотрит в будущее. Здесь поэт завершает «Цыган» и начинает фантастическую народную драму «Русалка», только здесь могли быть написаны стихотворение «К морю» и «Евгений Онегин». Сам поэт говорил о своем михайловском изгнании:
Но здесь меня таинственным щитом
Святое провиденье осенило,
Поэзия, как ангел-утешитель,
Спасла меня, и я воскрес душой.
Душа и гений его созревали в деревенской тиши. Пушкин поворачивал от романтических героев к обычным людям и прозе повседневной русской жизни, о чем говорит его шутливая поэма «Граф Нулин». Но в этой веселой истории сказались интерес поэта к превратностям истории, чтение Шекспира, русских летописей и истории Карамзина, напряженные размышления об известном ему заговоре декабристов. Для Пушкина наступала пора переоценки многих ценностей, зрелость: «Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить».
В Михайловском создано одно из лучших творений Пушкина – драма русской истории «Борис Годунов», где осмыслены трудные судьбы Руси-России и показан ее народ в сложнейшую пору кровавой смуты. Расцветает и углубляется лирический дар поэта: он пишет замечательные стихотворения «Ненастный день потух…», «К Языкову», «Андрей Шенье», «Разговор книгопродавца с поэтом», философский цикл «Подражания Корану», «Желание славы», «Я помню чудное мгновенье…», «Вакхическая песня», лицейское «19 октября», «Сцена из Фауста».
В Михайловском Пушкина нашла страшная весть о неудачном восстании декабристов, их гибели и ссылке на каторгу. Известие это стало для поэта великим потрясением, он бросился вопреки всем запретам в Петербург, намеревался, как он потом признавался новому царю, принять участие в мятеже, но в дороге одумался, вернулся и стал ждать дальнейших событий. Тревожные размышления и сомнения поэта отразились во многих его стихотворениях. В это время смертельно больной Карамзин обратился к Николаю I с просьбой простить и вернуть Пушкина, и эта его последняя воля была императором выполнена.
Осенью 1826 года поэт был с фельдъегерем доставлен в Москву на коронацию, имел с царем важный и откровенный разговор, Николай освободил его от обычной цензуры и обещал сам быть его цензором. Поэт ответил на это программным стихотворением «Стансы». Москва с восторгом приняла Пушкина, как первый национальный поэт он стал во главе лучших культурных сил России в это тяжелое, переходное время, принял участие в новом журнале «Московский вестник».
Творчество его обрело новые силы, и это прежде всего выразилось в знаменитом цикле стихотворений о назначении поэта («Пророк», «Поэт», «Поэт и толпа», «Поэту») и в замечательном стихотворении «Воспоминание» (1828). Пушкинская лирика становится размышляющей, философской («Дар напрасный, дар случайный…», «Анчар», «Элегия», «Брожу ли я вдоль улиц шумных…», «Пора, мой друг, пора…», «Вновь я посетил…»).
Пушкин – великий лирический поэт, но в это время он обращается к капитальным темам русской истории и большим жанрам, пишет художественную прозу, критику и исторические труды. Вернувшись в 1827 году в Михайловское, он начинает роман «Арап Петра Великого», затем продолжает «Евгения Онегина» и создает героическую поэму «Полтава».
В 1829 году Пушкин самовольно едет в действующую армию на Кавказ, результатом были резкий выговор царя и замечательное «Путешествие в Арзрум», путевые записки, развивающие темы «Кавказского пленника» и многое предваряющие в его зрелой поэзии. Меняется и его личная жизнь: тридцатилетний поэт полюбил юную московскую красавицу Наталью Гончарову и сделал ей предложение. Он долго добивался ответного чувства высоко ценившей свою красоту, весьма спокойно относившейся к нему девушки, ее и ее хитрой, корыстной матери неохотного согласия, и свадьба их состоялась лишь в 1831 году в московской церкви Старого Вознесения. Пушкин наконец обрел любовь, семью и дом, но у него не было уверенности и покоя, молодая жена жаждала лишь светских развлечений и нарядов, не понимала и не ценила поэтический гений мужа.
Между тем дар его снова расцвел в осенней уединенной тиши болдинского имения в 1830 году, когда были написаны «маленькие трагедии» «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы» и «Каменный гость». Там Пушкин создал прозаический цикл «Повести Белкина» и примыкающую к нему сатирическую «Историю села Горюхина», начал цикл поэтических сказок в народном духе, За ними последовали незавершенные романы «Рославлев» (1831) и «Дубровский» (1832). Задумана и начата «История Петра», написаны большие лироэпические (имеющие сюжеты, серьезные темы и героев) стихотворения на историческую тему «К вельможе» (1830), «Полководец» и «Пир Петра Первого» (1835). Вторая болдинская осень 1833 года дала поэмы «Анджело» и «Медный всадник», «Историю Пугачева», начаты философская повесть «Пиковая дама» и исторический роман «Капитанская дочка».
Но в этом же плодотворном году Пушкину был пожалован придворный чин камер-юнкера, что было воспринято великим поэтом как унижение, меняется его отношение к царю. Пушкин постоянно думает об отставке и отъезде в деревню, однако деспотичный царь и жена поэта, любившая балы и светские развлечения, не позволили ему этого сделать. Внутреннее напряжение и недовольство поэта нарастали: «Черт догадал меня родиться в России с душою и талантом!» Постоянные притеснения и царские выговоры, растущие долги и семейные неурядицы мешали Пушкину творить спокойно, хотя в последние годы жизни он создал шедевры: повесть «Египетские ночи», стихотворения «Из Пиндемонти», «Была пора: наш праздник молодой», «Отцы пустынники и жены непорочны…», «Мирская власть», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…».
В 1836 году в петербургском высшем обществе против Пушкина была начата интрига, сплетники попытались скомпрометировать молодую и неосторожную жену поэта, за которой настойчиво ухаживал гвардейский офицер, красавец француз Жорж Дантес-Геккерен. Поэт получил по почте оскорбительное анонимное письмо, содержащее намеки на связь его жены с Дантесом, и вызвал француза на дуэль. Эта долгая, необыкновенно тяжелая для оскорбленного, защищавшего свою честь и независимость Пушкина трагическая история закончилась 27 января 1837 года дуэлью с Дантесом и смертельной раной в живот. Пушкин мужественно переносил жесточайшие мучения и через два дня скончался. Десятки тысяч людей побывали за это время возле его квартиры, это говорило о всенародном признании и скорби. Россия прощалась со своим великим национальным поэтом. Молодой гусарский офицер Лермонтов, преемник Пушкина, написал свое знаменитое гневное послание «Смерть Поэта». Похоронен поэт в Святогорском монастыре близ Пскова.
Песнь русским воинам
Стихотворение с названием «Воспоминания в Царском Селе» написано поэтом дважды, в 1814 и 1829 годах. Второе, конечно, много лучше, хотя и не завершено, это созданное зрелым поэтом элегическое воспоминание о лицейских годах и друзьях-соучениках, первых радостях и неясных мыслях. Зато первое всем известно, хотя это откровенно ученическая официозная ода, написанная по заказу для публичного лицейского экзамена, на котором, как заранее было объявлено, должны были присутствовать главный одописец империи – Г.Р. Державин и другие вельможи. Само Царское Село было местом пребывания императорского двора и вернувшейся из зарубежного похода победоносной русской гвардии, городом – памятником имперской военной славы.
Война 1812 года продлила жизнь устаревающей, уходящей оды как жанра, такие торжественные произведения писали тогда даже Карамзин и Жуковский. Все это определило выбор юным автором жанра и стиля для данного стихотворения и успех оды у слушателей, прежде всего у самого Державина и министра просвещения А.К. Разумовского, и у читателей, ибо это первое стихотворение поэта, опубликованное в журнале «Российский музеум» с его полной подписью.
Торжественная ода не просто расцвела в эпоху классицизма, от Ломоносова до Державина, она была жанром ораторским, предназначенным именно для публичного чтения при дворе и воспевающим очередную военную победу или важное событие в жизни монарха и империи. Подлинных личных чувств поэта классическая ода не выражала и потому не была по-настоящему лирической, она пронизана возвышенным, часто напыщенным, официальным восторгом по случаю имперского события и витиеватыми хвалами торжествующему монарху, использовала отработанные формулы придворной риторики и сложные движения ораторского поэтического слова. Словарь ее был построен на церковнославянской архаике. Впоследствии Пушкин, говоря о создателе оды и ее торжественного языка Ломоносове, назвал его творения «однообразными и стеснительными формами». В этих тесных тематических и стилистических рамках условных правил и одических формул должен был творить юный поэт.
Пушкин знает все эти условия и правила, владеет торжественной архаической риторикой и мастерством придворного одописца, которому его обучали профессора в лицее. Он пишет большое лиро-эпическое (то есть сюжетное, рассказывающее о череде исторических событий) произведение в стихах, свою торжественную хвалебную речь на публичном экзамене в императорском дворце. Сама народная война 1812 года была одним из главных жизненных впечатлений мальчика Пушкина. Но он пишет безлико-официальное воспоминание-восторг какого-то безымянного взрослого поэта державинской школы, чьим ремеслом юноша вполне овладел.
Великолепна, продумана сама композиция оды, то есть внутреннее ее построение, последовательное выстраивание сюжета от картины мирных царско-сельских садов, где дремлет имперская слава ушедшего великого века императрицы Екатерины II, к Отечественной войне 1812 года, завоевательному походу «вселенной бича» – Наполеона, ответному движению русской рати, их столкновению, картине сожженной Москвы, бегству и гибели вражеских полчищ в снегах, взятию Парижа и заключению всеобщего мира. Завершается ода неизбежной хвалой Державину, присутствующему на экзамене официальному «скальду России».
Строго выдержаны необходимая условность и церковнославянская архаика – «ширяяся крылами», «сколь он для тебя… поносен», «драгая», «росски исполины», «звучат кольчуги и мечи», «перун», «Минерва росская», «и се», «вотще», «зрак», «глад», «бряцали», «полнощный», «днесь», «с мечами стрелы свищут». Сам лицеист Пушкин так не писал и тем более не говорил со сверстниками, друзьями и близкими, но таков был традиционный язык оды.
Многие из этих слов и выражений ныне не понятны без словаря и исторического комментария, а простой поход в музей или обращение к книгам о той военной эпохе покажет, что никаких кольчуг, щитов, мечей тогда попросту не было, а стрелы имелись лишь у конных калмыков и татар из ополчения. Условна напыщенная риторика: «Восторг во грудь их перешел», «Озреться не дерзают». Условно-благодетельна и безлика слащавая формула мира по Парижскому трактату: «Росс с улыбкой примиренья грядет с оливою златой». Прочитайте последнюю «парижскую» строфу великолепного пушкинского стихотворения «Рефутация г-на Беранжера» (1827), и вы увидите, что тот же поэт умеет написать о той же исторической теме совершенно иначе, предельно реалистично, с сочной хлесткой сатирой и народной усмешкой. А самое главное, что и язык, и описания, и интонации «Воспоминаний в Царском Селе» не пушкинские, не характеризуют его как поэта, как самобытную творческую личность. Ибо ремесло официального одописца – это еще не поэзия.
Словом, юный одописец Пушкин соблюдает все сложные правила торжественно-риторического жанра и становится рядом с упомянутыми в его «заказной» оде «учителями» Державиным и Петровым. Но только ли эти задачи он перед собой поставил, выполняя нестрогий приказ лицейского профессора А.И. Галича написать для публичного экзамена «Воспоминания в Царском Селе»? Нет, Пушкин не так прост, внутри «чужой» громозвучной оды он спокойно прячет свое личное стихотворение, вещь элегическую и чисто лирическую, написанную вослед не старцу Державину, а подлинным своим учителям – Жуковскому и Батюшкову. Там скрыты его личные воспоминания, непосредственные впечатления и откровенные мнения, вдруг мы слышим другой поэтический язык, иные вдохновенные слова и искренние интонации. «Какая сила, точность в выражениях, какая твердая и мастерская кисть в картинах», – восклицал восхищенный поэт П.А. Вяземский.
Пушкинская ода начинается с величественного северного пейзажа, где «тихая луна», «сребристые облака», водопады и чертоги – чисто державинские образы, строгие, но преисполненные поэтического настроения, то есть лирического чувства. Чувство это испытывает росс, то есть не «человек вообще», а русский, сидящий на этих поэтических берегах города-памятника, вздыхающий, вспоминающий с восхищением о былом величии и славе. А такой пейзаж и герой-мечтатель для традиционной оды не характерны, природа туда допускалась в виде условно-театральных декораций. Но живописные пейзажи появляются уже у Державина, а к Пушкину они непосредственно переходят из исторической элегии К.Н. Батюшкова «На развалинах замка в Швеции» (1814).
Нельзя в громозвучной риторической хвале сравнить тихую луну с «лебедем величавым», это из другой поэзии, из другого стихотворения, как и трогательный образ «родимой прелесть стороны». Чрезвычайно важна «воспоминательная» пушкинская строка о прежней, «допожарной» Москве, ее «веселье шумном», «светлых рощах» и садах, «где мирт благоухал и липа трепетала». Мирт – растение тропическое и экзотическое, и рядом с ним – обычная московская липа, вдруг попавшая в высокую оду наряду с благоуханными миртом и лаврами. В лирическом описании родной Москвы, «где на заре цветущих лет Часы беспечности я тратил золотые», появляется чуждое оде «я», и мыслями и чувствами этого «я» проникнуты искренние и вполне личные строки молодого лирика, внятные его ровесникам и современникам, которые тогда думали то же, любили свой древний город и тяжело переживали его пожар и разрушение.
И уж совсем недопустимо в оде, посвященной победам императора Александра I и русского оружия в войне 1812 года и зарубежном походе, воспевать былое величие века Екатерины и находить при этом свои точные слова, стремительность поэтической мысли, освобождаться от словесной архаики и штампов жанра:
Промчались навсегда те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия,
Цветя под кровом тишины!
Екатерину и ее «орлов» – замечательных полководцев и министров воспевали многие, и прежде всего Державин, но посвятить половину оды ушедшему величию, пейзажам и памятникам Царского Села – значит, нарушить строгие законы классического жанра, посвященного одному событию и одному человеку. До Пушкина это сделали поэт-сентименталист И.И. Дмитриев в лирической оде «Освобождение Москвы» (1795) и Батюшков в исторической элегии «На развалинах замка в Швеции», откуда автор «Воспоминаний в Царском Селе» многое позаимствовал, совместив разные стили и жанры.
К тому же в пушкинской оде есть императрица Екатерина II и ее великие полководцы и поэты, есть «вселенной бич» – Наполеон (ему потом поэт посвятил отдельную оду) и его фактический победитель Кутузов («воитель поседелый»), но нет официального героя и победителя – императора Александра I! То есть нарушены главные законы жанра: в пушкинской оде нет живого венценосца, монарха, которому должно воздавать хвалу. А помещение внутрь этого «нелирического» ораторского слова глубоко личных воспоминаний и чувств юного автора, высказываний его лирического «я» превращают пушкинское стихотворение в произведение переходное, движущееся от оды к исторической элегии и романтической балладе.
Таков был путь его учителя Жуковского в «Певце во стане русских воинов» (1812). А для молодого Пушкина это была дорога к вольнолюбивым одам и сатирам, романтической лирике и «южным» поэмам 1820-х годов. Оды же он писал до конца своей короткой бурной жизни (вспомним гениальное «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…», 1836).
Муза пламенной сатиры
Становление и развитие пушкинской поэзии проходило в сложную историческую эпоху, которая началась в Европе после Великой французской революции 1789 года. И феодально-монархическую Россию не обошло стороной это общее движение к вольности, национальной самобытности, освобождению личности от гнета государства и церкви. Дух свободы, борьбы с деспотизмом и тиранами, протест против угнетения крепостных крестьян, желание вернуться к национальным традициям возникли в образованном русском обществе еще в последнюю треть XVIII столетия и получили широкое распространение и влияние после революции, наполеоновских завоеваний, Отечественной войны и зарубежного похода русской армии в 1814 году. Эта вполне политическая тема в русской художественной литературе развивалась от «рабства врага» А.Н. Радищева до декабристов и молодого Пушкина и готовила стране великие потрясения.
Юный Пушкин читал оды Радищева, а потом и его мятежное, запрещенное «Путешествие из Петербурга в Москву», его ближайшими друзьями были Чаадаев, братья Тургеневы и поэты-декабристы, а вольнолюбивые идеи побывавшей в Западной Европе гвардейской молодежи он воспринял еще в Царскосельском лицее. Поступив в июне 1817 года в Петербурге на службу в Коллегию иностранных дел и посещая литературное общество «Арзамас», поэт очутился в увлекшей его атмосфере молодого, пылкого вольнолюбия и политических мечтаний вслух. Таковыми полно пушкинское дружеское послание «К Чаадаеву» (1818), где мы встречаем все условно-риторические формулы тех лет – «власть роковая», «вольность святая», «свобода», «честь», «отчизна», «товарищ», «звезда пленительного счастья», «самовластье»:
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Его знаменитая, по всей России разошедшаяся в списках ода «Вольность» (1817) выразила мятежные, вольнолюбивые настроения и мечты целого поколения русской передовой молодежи (не случайно на нее откликнулся в 1820 году молодой Тютчев) и совсем не походила на классические хвалы монарху и имперским победам и праздникам в духе Ломоносова и Державина. Это тоже героическая речь, сильная и смелая, хотя и несколько общая риторика, но она зовет граждан, народ к пробуждению и протесту, славит Свободу (она же Вольность) и Закон и клеймит неправедную Власть и Рабство.
Не случайно Пушкин пишет эти ключевые слова с большой буквы, это не просто понятия, а как бы живые существа, олицетворяющие явления мировой истории, с которыми надо сражаться пером и шпагой или же их защищать и утверждать. Пока это общие понятия, не имеющие конкретного исторического и политического смысла. В полном согласии с идеями эпохи Просвещения поэт считает, что понятия эти неподвижны и едины для всех. Единственное слово, написанное Пушкиным с маленькой буквы, – это «народ»: «Молчит Закон – народ молчит…» Молчание это – общественное бедствие, ибо в оде Пушкина безмолвствующий народ – свидетель и, увы, соучастник «революционных» преступлений, а не сознательный творец истории.
Но народ для юного поэта это уже не рабы и подданные, а граждане с «равными главами», то есть обладающие равными правами, все с верху до низу подчиняющиеся Закону и имеющие право восставать против угнетения и деспотизма беззаконной Власти. Поэтому так велика ответственность народа. Как раз кровавый и трагический опыт французской революции с ее диктатурой и якобинским террором показал всем, что и ослепленный народ может властвовать над Законом и творить злодеяния, главное из которых – описанная в пушкинской оде казнь французского короля Людовика XVI. Узурпатором, беззаконным захватчиком Власти и врагом Вольности Пушкин называет бывшего революционного генерала и самозваного императора Наполеона:
И се – злодейская порфира
На галлах скованных лежит.
Ода Пушкина – это еще и сатира, но не просветительская, а революционная, подражающая сатирам древнеримским эпохи республики, клеймившим временщиков и тиранов. Автор признавал потом, что его «возмутительное», то есть зовущее к мятежу произведение написано «вслед» оде А.Н. Радищева «Вольность» (1781-1783). Такие вольнолюбивые оды («Гражданское мужество») и сатиры («К временщику») писал вождь декабристов и поэт К.Ф. Рылеев, знакомый Пушкина. Есть они и у самого Пушкина («К Лицинию», 1815, «К Чаадаеву», 1818, «Деревня», 1819, «Кинжал», 1821). Гнев юного оратора-обвинителя достигает большой силы, вершин обличительного красноречия и прямо обращен к властителю, угрожает ему и его семье справедливым и страшным возмездием:
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты Богу на земле.
За обвинением и угрозой следует рассказ о справедливом возмездии, приводятся два примера недавних расправ над монархами. «Вольность» – ода историческая, она повествует о самом страшном и загадочном событии русской истории – убийстве императора Павла I 1 марта 1801 года в только что отстроенном им Михайловском замке. Говорить и тем более писать об этом было строжайше запрещено властями и цензурой, ибо сам Александр I участвовал в заговоре и дал молчаливое согласие на убийство отца. Но юный автор, в детстве сам столкнувшийся с суровым Павлом I, на этом не останавливается и повествует о другом запретном историческом событии – Великой французской революции, казни короля и явлении Наполеона. Это превратило его оду в шедевр бесцензурной антиправительственной публицистики, расходившийся в списках по всей России. Такое произведение могло родиться и получить такую популярность только в соответствующей идейной среде.
Выйдя из лицея, Пушкин в Петербурге сблизился с либеральной оппозицией, и, прежде всего с вождями будущего восстания декабристов, собиравшими лучшие силы в своих тайных обществах. Квартира молодых вольнодумцев братьев Тургеневых, возглавлявших передовое литературное общество «Арзамас», окнами выходила на мрачный, неосвещенный Михайловский замок, «памятник тирана», и именно здесь Пушкин начал писать «Вольность», где осуждены император Павел, этот русский Калигула, «увенчанный злодей», преступивший Закон, и его столь же беззаконные «убийцы потаенны», преступные предатели-вельможи.
А «Кинжал» звал к восстанию и мести тиранам, вооруженной борьбе за попранные Свободу и Закон, воспевал героев, пожертвовавших жизнью в этой справедливой борьбе. К этим гневным призывам и обвинениям присоединяются смелые и острые эпиграммы и сатиры на «слабого и лукавого» царя Александра I (теперь «российский полубог» назван «кочующим деспотом» и «венчанным солдатом») и его жестокого министра-временщика Аракчеева, ободряющие послания готовящимся к выступлению дворянским революционерам-декабристам, хвалы вооруженной борьбе греков за свободу.
Таких «возмутительных», полных революционных идей и порывов стихотворений у юного поэта не так уж много, это неизбежная дань пылкого Пушкина летучим идеям времени и мыслям друзей, куда больше он написал дружеских и любовных посланий, веселых сказок (именно тогда создана волшебная поэма-сказка «Руслан и Людмила»), сатир и пародий, преисполненных молодого жизнелюбия и озорства. Но его «Вольность», «Деревню», «К Чаадаеву» и «Кинжал» читали все, их чеканные поэтические формулы выразили общее неясное чувство разочарования, негодования и протеста, жажду социальных перемен, «вольнолюбивые надежды» (Пушкин).
«Свободы буря подымалась», – как сказал поэт. Так Пушкин от оды и сатиры приходит к вольнолюбивой лирике, сделавшей его известным всей читающей России. «Всякое слово вольное, всякое сочинение противузаконное приписывают мне», – сказано в пушкинском «Воображаемом разговоре с Александром I».
Певец дружбы и свободы
Еще в Царском Селе лицеист Пушкин познакомился у Карамзиных с корнетом лейб-гвардии Гусарского полка Петром Яковлевичем Чаадаевым, участником войны 1812 года и зарубежного похода русской армии, одним из умнейших и образованнейших людей того времени. Знакомство это быстро превратилось в дружбу, и гвардейский офицер, самобытный мыслитель и даровитый писатель, будущий автор знаменитого «Философического письма», оказал на юношу огромное духовное влияние и не случайно упомянут в «Евгении Онегине». Он в дружеских беседах и спорах учил и заставлял его мыслить. В другом послании «Чаадаеву» (1821) Пушкин назвал старшего друга мудрецом и мечтателем и вспоминал с благодарностью:
Ты был ценителем моих душевных сил…
Твой жар воспламенял к высокому любовь…
Общение их продолжалось и в Петербурге, где философ стал одной из самых заметных фигур. К тому же Чаадаев придерживался передовых взглядов, был в тайном обществе декабристов. Он ввел в эту среду Пушкина. Их разговоры касались европейских революций, вольности и деспотизма, грядущего освобождения России от самодержавия и рабства. В беседах участвовали братья Тургеневы, Грибоедов и другие оппозиционно настроенные друзья и знакомые Пушкина, который по впечатлениям бурных политических споров писал стихи и тут же читал их друзьям. Так рождалась его вольнолюбивая лирика.
Все эти мысли столичной либеральной молодежи юный Пушкин поэтически обобщил и вдохновенно высказал в знаменитом дружеском послании «К Чаадаеву» (1818?). Ключевое, главное слово в его стихотворении – «горим». Горят сердца, горят желанья, кипят обличительные речи и политические страсти.
Молодость восторженна, нетерпелива и вольнолюбива, ее пылкие мечты и надежды, «души прекрасные порывы» посвящены томящейся в рабстве и взывающей о спасении отчизне и грядущей свободе. Гнет роковой власти, твердыни самодержавия не заглушил в друзьях чувства гражданского долга и чести. Они полны веры, «вольнолюбивых надежд», жаждут разбудить скованную самодержавным гнетом Россию, уничтожить рабство и совершить подвиг во имя «вольности святой», готовы на любые жертвы.
Где-то впереди, в тумане скрывается яркая звезда пленительного счастья, символ новой жизни, вольности и справедливости, и поэт призывает старшего товарища Чаадаева, всех друзей верить в ее неизбежный для России победный восход. Все они не просто друзья, а единомышленники, до тайного их заговора и восстания остался лишь шаг. Пушкин ободряет и объединяет друзей, зовет их на решительный подвиг во имя освобождения России. Твердыня самовластья рухнет под их смелыми ударами, и молодые победители будут достойны запечатлеть свои имена на роковых развалинах.
Это дружеское послание недавно вышедшего из лицейской кельи юноши пронизано страстными политическими призывами, смело и открыто зовет к восстанию и сокрушению самодержавной тирании. Здесь один шаг оставался до призыва к мести тиранам, к цареубийству, и Пушкин его сделал в оде «Вольность». Даже по тем либеральным временам такие крамольные мысли считались государственным преступлением и карались строго. А ведь послание «К Чаадаеву» в списках разошлось по всей России, декабристы его использовали в своей агитации.
По форме же пушкинское стихотворение является произнесенной в узком дружеском кругу единомышленников политической речью, оно построено по всем правилам преподававшихся в лицее риторики и красноречия, ораторского искусства. Выраженные в столь красноречивых, чеканных формах мысли были всем известны, разделялись всей молодежью, на этих вдохновенных формулах была построена декабристская эмоциональная идеология. Но непосредственно обращена эта речь к старшему другу, мыслителю и декабристу Чаадаеву.
Замечательно воспоминание о недавних лицейских мечтаниях о любви и славе, которыми юноша Пушкин делился в Царском Селе с корнетом Чаадаевым и которые в новые времена вольнолюбивых устремлений исчезли, «как сон, как утренний туман». В дружеском послании всегда есть личное, есть прочувствованное обращение к близкому человеку, то есть лирика, и этим оно отличается от оды «Вольность». Стихотворение полно искренней молодой веры в грядущую, близкую свободу, выразило мысли и душу целого поколения либеральной дворянской интеллигенции, стало шедевром бесцензурной вольнолюбивой лирики тех лет. За пушкинским посланием «К Чаадаеву» неизбежно следовало тираноборческое стихотворение «Кинжал» (1821).
В центре вольнолюбивой лирики молодого Пушкина – оды «Вольность» и «Деревня». Как показывает название первой из них, эти торжественные, велеречивые произведения написаны вослед дворянскому революционеру А.Н. Радищеву. И сам жанр оды, и язык этих политических произведений подчеркнуто архаичны, стилизованы в духе древнеримской сатиры, высокой гражданской поэзии в духе Державина, которую возрождали тогда поэты-декабристы, и, прежде всего К.Ф. Рылеев.
Если в дружеском послании «К Чаадаеву» содержался личный пылкий призыв к борьбе и восстанию, то в одах Пушкина подробно рассказано, с кем и с чем молодые революционеры собирались бороться. Там есть гнев, возмущение, сильные политические обвинения и резкие оценки, со значением говорится о европейских революциях и расправах восставшего народа над монархами-тиранами. Это программные стихотворения русской дворянской оппозиции.
Ода «Деревня» (1819) написана в Михайловском «в уединенье величавом». Это большое стихотворение распадается на две части. Первая часть представляет собой сентиментально-нравоучительную элегию в духе «Сельского кладбища» Жуковского. Здесь заметно сильное влияние античной идиллии, картин мирной пастушеской жизни, популярных в тогдашней русской лирике, от Державина до Батюшкова. Традиционно противопоставлены шумные забавы, пороки и суетные заблуждения столицы и сельская тишина и праздность. Пушкин с любовью рисует знакомые пейзажи, но в соответствии с законами оды образ сельской идиллической жизни получается у него обобщенным, идеализированным и условным.
Пушкинская деревня полна довольства и спокойствия и мало напоминает реальное Михайловское. Столь же условен, мало похож на реального юношу Пушкина и образ поэта, уединенного и праздного мудреца, вдали от городской суеты размышляющего об истине, законах, уроках истории, капризах непросвещенной толпы, участи злодеев и глупцов. Слова «порочный двор Цирцей» и «роскошные пиры» являются обычными для просветительской оды и сатиры условными формулами, сам юный поэт не был придворным, имел небольшой чин и жалованье и по своему и своих родных и близких весьма скромному состоянию не мог все время участвовать в таких пирах. Поэт в «Деревне» – в отличие от Пушкина человек весьма зрелый, спокойный и мудрый. Высокие мысли в тиши рождают в нем творческий жар, жажду поэтического труда. Этим завершается первая, элегическая часть «Деревни», которая была вскоре опубликована.
Однако с момента ее написания пушкинская ода распространялась по стране в многочисленных списках, где текст ее приводился полностью. За первой частью в этом тексте следовала вторая, где, согласно правилу романтического контраста, сельской идиллии противопоставлена мрачная картина всеобщего упадка, народных страданий, угнетения, подневольного труда, самодурства и деспотизма. Тихий рай мирных поселян и мудрого просвещенного барина-поэта безжалостно разрушен Барством диким и Рабством тощим. Здесь нет чувства и Закона, царят Невежество и Позор.
Не случайно Пушкин в «Деревне», как и в оде «Вольность», пишет эти ключевые слова с большой буквы, это не просто понятия, а как бы живые существа, олицетворяющие явления мировой истории, с которыми надо сражаться обличительной речью вольнолюбивого поэта, пером и шпагой или же их защищать и утверждать, став на сторону Барства дикого. Пока это общие понятия, не имеющие конкретного исторического и политического смысла. В полном согласии с идеями эпохи Просвещения и вослед Радищеву молодой поэт считает, что понятия эти неподвижны и едины для всех.
Виной всему безнравственное и беззаконное крепостное право, когда рабы всецело зависят от неумолимого Владельца. Здесь пушкинская элегия переходит в высокую гражданственную сатиру, покой сменяется гневом, бурей возмущения. Здесь, собственно, и начинается ода, жанр, как известно, ораторский, предназначенный для публичного чтения. Поэт хочет выразить жар своей взволнованной души в грозной обвинительной речи, каковой и является, по сути, вторая половина оды «Деревня».
В этом сильном страстном призыве Пушкин выражает свое желание увидеть освобожденный народ и падшее «по манию царя» рабство. Он хочет увидеть восход над порабощенным отечеством прекрасной Зари просвещенной Свободы, то есть жаждет не только уничтожения крепостного права, но и освобождения всей России от гнета беззаконного деспотизма.
Уничтожение крепостного права всегда было заветной мечтой Пушкина. Недаром он писал позднее: «Нынче же политическая наша свобода неразлучна с освобождением крестьян». Эта идея была близка и декабристам, в особенности другу Пушкина Николаю Тургеневу, молодому государственному деятелю и выдающемуся экономисту, готовившему тогда для Александра I записку об отмене крепостного права. Сам царь понимал необходимость такого освобождения «сверху» и пытался что-то для этого сделать практически (закон о вольных хлебопашцах). Поэтому, получив через Чаадаева список «Деревни», Александр I велел «благодарить Пушкина за добрые чувства», не обратив внимания на смелый призыв к Свободе. Но вскоре царь ознакомился со всеми вольнолюбивыми произведениями молодого поэта и в гневе приказал отправить его в Соловки или в Сибирь, и лишь вмешательство влиятельных друзей юноши во главе с Карамзиным позволило изменить этот суровый приговор. Пушкин отправился на Юг, этот, по его словам, «ужасный край чудес».
Муза странствий
Дар Пушкина-лирика развивался стремительно, и он быстро опередил своих учителей – Карамзина, Батюшкова и Жуковского. Его школой стали литературное общество «Арзамас» и встречи с молодыми петербургскими поэтами, где читались и обсуждались новые пушкинские стихотворения. Озорные арзамасцы высмеивали и пародировали маститых поэтов старой школы.
Литературная жизнь кипела в журналах, салонах и кружках. Здесь Пушкин постигал законы и тайны поэтической гармонии, овладел словом и размерами, понял, каковы возможности новых лирических (дружеского послания, элегии) и лироэпических (баллады, идиллии, романтической поэмы) жанров. Оценил Пушкин и значение вольного художественного перевода, помогавшего русским поэтам-романтикам школы Жуковского осваивать открытия мировой литературы. Сам он писал о своем поэтическом хозяйстве:
Все волновало нежный ум…
В размеры стройные стекались
Мои послушные слова
И звонкой рифмой замыкались.
Работа эта не была простыми упражнениями в ремесле стихосложения. И вольнолюбивые стихотворения, и оды при всей их понятной популярности у передовых читательских кругов не стали главной темой Пушкина-лирика. Ведь цель всей предпушкинской поэзии, и в особенности «школы гармонической точности» Жуковского, – это создание элегической лирики, выразившей общезначимые, всем интересные и понятные чувства и мысли человека новой эпохи, просвещенного, прошедшего через горнило великих исторических событий, свидетеля обновления мира и человеческой души.
Элегия – один из жанров лирической поэзии, стихотворение, проникнутое грустью, раздумьем, воспоминанием автора о близких людях, печальных и радостных днях и событиях прошлого.
Здесь даны поэтический автопортрет и исповедь нового человека в новую историческую эпоху, запечатлены сильные движения его ищущей высокого идеала, мятущейся души, высказаны его передовые, иногда поспешные и поверхностные мнения. Для этого Жуковским, Батюшковым и другими стихотворцами предпушкинской эпохи создан гибкий язык новой лирики, передающий через «странность рифмы новой» (Пушкин) тончайшие оттенки чувств и отразивший духовный облик молодого поколения. Именно это совершила поэзия русского романтизма, где молодой Пушкин быстро стал главной фигурой и деятелем, известным всей читающей России. Его именовали русским Байроном.
То были сильные, меняющие душу и мысли поэта впечатления. Вот источники «южной» романтической лирики и поэм молодого Пушкина:
Мгновенью жизни будь послушен,
Будь молод в юности твоей!
Утлый челн в бурном море
В южной ссылке Пушкин стал глубже мыслить и чувствовать, возмужал среди житейских бурь, родилась его замечательная лирика, любовные элегии «Погасло дневное светило…», «Редеет облаков летучая гряда…», стихотворения «Наполеон», «К Овидию», «Песнь о вещем Олеге», «В.Л. Давыдову», «Чаадаеву», «Кто, волны, вас остановил…». Вольнолюбие не покинуло поэта, он любил своих друзей-декабристов, верил им, проводил с ними вечера в спорах о политике, европейских революциях, борьбе греков за свободу и путях изменения судеб России. но Пушкин стал лучше понимать подлинную цену свободы, был поражен роковыми неудачами европейского и греческого освободительного движения, начинал видеть нереалистичность и тщетность усилий малочисленных и разобщенных дворянских революционеров-декабристов в России, где простой люд их не знал, не понимал и не поддерживал. И это растущее разочарование также отразилось в таких пушкинских стихотворениях, как «Свободы сеятель пустынный…».
На Юге, в «стране, где я забыл тревоги прежних лет», Пушкин стремительно менялся, мужал, приходили мудрость и новые наблюдения, знание реальной жизни и людей. Море, молодость, мечтания, свобода, любовь, новые «думы сердца» породили целый лирический цикл, то есть ряд соединенных внутренним чувством и образом мятежного страстного поэта стихотворений, начавшийся поэтическим воспоминанием «Погасло дневное светило…» (1821), где Пушкин прощается с бурной мятежной молодостью и с надеждой смотрит вперед, в будущее, называя себя «искателем новых впечатлений»: «Прошел веселой жизни праздник».
«Погасло дневное светило…» – характерная для романтизма элегия, печальное воспоминание о проходящей молодости, первой любви, неясных надеждах и страданиях юноши, ранах сердца, политических бурях. Это рассказ о том, как на смену первым радостям и иллюзиям приходят зрелость ума и сердца, дорого давшийся жизненный опыт.
Пушкину-романтику мало выразить свои чувства в этом лирическом признании, он хочет рассказать о себе как о человеке, уже прошедшем важную первую часть жизненного пути, поведать об уроках своей трудной судьбы, столь похожей на жизнь всех молодых и вольно мыслящих людей его круга и поколения. Его элегия становится развернутым поэтическим размышлением. Чувства поэта начинают мыслить, помогают встревоженному разуму разобраться в душе, окружающей действительности и людях. И здесь видно, сколь многому научился Пушкин у Байрона. Но он пошел дальше своего великого учителя, да и время уже изменилось, героическая эпоха Байрона и его яркая бурная жизнь завершались в трагической борьбе и разочарованиях.
Пушкин считает, что его судьба и опыт так же близки и интересны его современникам, как и жизнь Байрона:
…Непреклонным вдохновеньем
И бурной юностью моей
И страстью воли и гоненьем
Я стал известен меж людей.
Образ вечно волнующегося моря, пронизывающий все его стихотворение, – это образ жизни с ее опасностями, тревогами, силой и красотой. А себя поэт отождествляет с мятежным кораблем, смело несущимся вперед по меняющимся, опасным волнам бурной жизни. Отдаленный берег, видящийся ему, символизирует новую жизнь, новые идеалы и впечатления. Глядя на эту волшебную страну надежд, поэт вспоминает его утраченную юность, тот берег разочарований и страданий, который он покинул, свершив свое поэтическое бегство навстречу неизведанному. И именно поэтому так сильны и горьки его воспоминания о прошлом, неизбежные жалобы и сомнения соединяются в стихотворении «Погасло дневное светило…» с верой и надеждой. Вокруг этого этапного, ключевого стихотворения рождается целый лирический цикл элегий («Редеет облаков летучая гряда…», «Я пережил свои желанья…», «Чаадаеву», «К морю» и др.), вершиной которого является полный текст гениального «Воспоминания» (1828).
Эти неизбежные сомнения и разочарования взрослеющего поэта не надо рассматривать как трагический бесповоротный отказ от молодого вольнолюбия и надежд. Именно в южной ссылке им написано знаменитое революционное стихотворение «Кинжал» (1821).
Здесь воспето оружие революционера, ставшее символом праведной мести и последнего суда еще во времена Великой французской революции. Оно является и грозно сверкает там, где царят произвол и беззаконие власти, где жестокий тиран нарушил все свои обязательства перед народом и во имя своих прихотей и властолюбия растоптал права человека, самоценной личности. Народ и личность имеют законное право на меч и месть, на вооруженное восстание, суд и казнь своих угнетателей. И это высшее народное право воплощено в кинжале – кровавом орудии народного суда, сверкающем в руках героя-мстителя.
Пушкин пишет краткую, но выразительную историю этого кинжала, рассказывает о мстителях и революционерах, от героического Брута, убийцы Цезаря, до немецкого студента Карла Занда, заколовшего реакционного писателя А. Коцебу, слугу русского императора, и казненного на плахе. Этот ставший европейски знаменитым революционер и мученик назван Пушкиным «юным праведником», а орудие мести – кинжал – стал светлым памятником погибшему за вольность на его «торжественной могиле». Это смелое бесцензурное стихотворение поэта выразило не только его личные мысли и убеждения, но и революционную идеологию его времени, настроения пушкинского окружения, радикальных «южных» декабристов.
Тогда же написано пушкинское дружеское послание «В.Л. Давыдову» (1821), адресованное приятелю-декабристу. Это совсем другой жанр, другой тон разговора и обращения. Здесь много личных чувств и мнений, говорится о быте, допускаются добродушный юмор, сатирические высказывания об общих друзьях, любовных проказах и пирах, даже веселое молодое богохульство, за которое неосторожный Пушкин впоследствии расплатился ссылкой в Михайловское. Но поэт с явным сочувствием говорит и о неудачном греческом восстании и его вожде князе А. Ипсиланти, об их дружеских тостах в честь европейской революции и ее деятелей. Конечно, Пушкин знает о неудачах освободительного движения, не поддержанного народными массами:
Народы тишины хотят,
И долго их ярем не треснет.
И все же призывает друга не отчаиваться, насладиться счастьем борьбы и «причаститься кровавой чаши», быть готовым к жертвам и подвигам: «Ужель надежды луч исчез?»
Себя же Пушкин сравнил с опальным римским поэтом Овидием, некогда сосланным императором в эти степи («К Овидию», 1821), и написал великолепное стихотворение «Узник» (1822), где его грустный товарищ по темнице, молодой орел, зовет его сокрушить тюремную решетку и улететь в вольные края, к свободному могучему морю. Этот образ страдающего в неволе молодого узника, вольного полета, бегства из тюрьмы приводит Пушкина к философской лирике, написанной в Михайловском, и прежде всего к знаменитой элегии «К морю».
Поэт проясненными глазами и без боязни смотрит вперед, на свою и России судьбу, видит неизбежные грядущие перемены, невозможные без потерь и поражений. Со многим из прежней своей жизни он расстается без сожаления, ему жаль потраченных напрасно дней и сил. Приходит и разочарование в былых друзьях и единомышленниках: «Прошел веселый жизни праздник». Новую, куда более трезвую оценку своей вольнолюбивой лирики, ее неглубоких идей и пылких молодых читателей Пушкин дал в этапном стихотворении «Свободы сеятель пустынный» (1823). Так что он имел право позднее сказать:
Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы,
В неволе, бедности, изгнании, в степях
Мои утраченные годы.
Но главное стихотворение «южного» цикла «К морю» (1824) написано уже в новой, псковской ссылке, в селе Михайловское и стало элегическим воспоминанием о Юге, «свободной стихии» – море, молодой игре смелого разума и сильных страстей, надеждах, желании сражаться за свободу греков и бежать для этого за границу, надгробным словом двум героям того времени – Наполеону и Байрону и горьким разочарованием в надеждах и иллюзиях вольнолюбивой юности:
Мир опустел… Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.
Образ моря стал символом поэтической души автора стихотворения, обращающегося к свободной стихии волн и повествующего о своих мыслях и впечатлениях. Море вечно, движется и живет по своей высшей правде, а смертный человек, лирический поэт меняется, умнеет, приходит от пылких юношеских мечтаний к трезвой зрелой мысли о движении бурного и жестокого к нему бытия, ищет свое место в нем. Здесь важна историческая дистанция, взгляд назад, на «мятежной младостью утраченные годы» и себя прежнего на фоне морской стихии.
Тема пушкинского стихотворения – очарование и разочарование, их смена, а образ моря, соединившись с образом печальной поэтической души, превращает это лирическое признание в грустную и мудрую элегию – воспоминание о бурных годах юности, ее радостях, порывах и ошибках:
Чего, мечтатель молодой,
Ты в нем искал, к чему стремился,
Кого восторженной душой
Боготворить не устыдился?
Но вспомним, что поэту было тогда двадцать пять лет и что «южная» лирика его богата, продолжена и завершена уже в северной ссылке, в ней есть не только элегии, но и вольнолюбивый «Кинжал», политические оды «Наполеон» и «Андрей Шенье», дружеские и любовные послания, новый, неожиданный шедевр – историческая дума и вместе с тем философская баллада «Песнь о вещем Олеге» (в ней есть намеки на современность и образ свободного, не боящегося владык поэта-пророка), замечательное в своей сатирической силе «Послание цензору», знаменитый «Узник», озорная сказка «Царь Никита и сорок его дочерей», «Демон», «Прозерпина», «Клеопатра», «Разговор книгопродавца с поэтом», «Подражания Корану», «Зимний вечер», эпиграммы и лирические «фрагменты», которые на самом деле являются цельными, внутри себя завершенными любовными элегиями («Ночь», «Сожженное письмо», «Все в жертву памяти твоей…», «Под небом голубым страны своей родной…» и др.).
Любовная лирика Пушкина имела огромный успех, ибо в полном согласии с законами породившего ее романтизма заговорила о реальной любви реального русского человека, показала ее законность и самоценность, богатство чувств и правдивость душевных движений, глубокое понимание тонкой, противоречивой и непредсказуемой женской натуры. И обращена она к реальной русской женщине, ее героини узнаваемы и типичны для тогдашнего дворянского общества. Лирический герой этой любовной поэзии сам умеет чувствовать и понимает противоречивые чувства возлюбленной, пылок, стремителен в своих поступках и выводах, иногда гневен и обвиняет, иногда насмешлив в своих любовных жалобах и наблюдениях: «Я вижу все и не сержусь».
С самого начала лирика любви юного поэта являла собой бурное кипение жизненных сил и страстей, в ней горел “огонь мучительных желаний”. Это светлый, радостный мир, чуждый “угрюмых страданий. Но всегда он ценит любовь, внимателен и чуток, великодушен, благодарен женщине за само это возвышающее их обоих чувство, снисходителен к лукавству и неверности. Это целая «наука страсти нежной», породившая ответные послания друзей, отклики женщин-поэтесс, полемику в печати и литературных и светских салонах. Любовные элегии сделали Пушкина знаменитым, привлекли новых читателей.
Наконец, есть «южные» поэмы с восточным экзотическим колоритом, которые вырастают из живописного романтизма и мятежного байронизма, но очень далеко от них уходят, ибо в них начинается суд над романтическим героем, который для себя лишь хочет воли («Цыганы», завершенные в Михайловском). Пушкин в них постепенно отделяет себя от своего романтического героя, дает объективный, критический его портрет: «Все так – но пленник мой не я».
Не забудем наконец, что уже в 1823 году в Кишиневе Пушкин начал работу над романом в стихах «Евгений Онегин», где сам автор (точнее, Пушкин прежних лет) и тогдашняя русская жизнь, романтизм, русский байронизм и сами герои-романтики показаны в развитии и как бы со стороны, объективно.
В уединении мой своенравный гений
Познал и тихий труд, и жажду размышлений, –
сказано в пушкинском послании «Чаадаеву» (1821).
Эта серьезная работа творческого ума продолжена в Михайловском, где поэт имел время спокойно обдумать и обобщить пестрые мысли и неравноценные открытия бурной «южной» поры странствий. Годы учения и самовоспитания ссыльного поэта как бы предваряют в его биографии знаменитую Болдинскую осень. В творчестве Пушкина 1820-х годов уже есть все, вплоть до высокой поэтической философии и художественной истории («Борис Годунов», 1825), все эти точно намеченные темы и мысли впоследствии развернулись в единую гениальную поэзию. Так что поэт при явном пессимизме некоторых своих выводов и горечи откровенных признаний подводит лишь предварительные итоги, главные его произведения и подлинная творческая зрелость – впереди.
К 1825 году Пушкин не только отказывается от многих политических иллюзий и прежних литературных увлечений и форм, он постепенно становится мудрым человеком и зрелым поэтом:
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей?
Он находит верные ответы на прежние свои вопросы и понимает, что новые вопросы тоже должны быть правильными (его юношеский «Кинжал» все зовет к мести, но именно в стихотворении 1825 года «Все в жертву памяти твоей…» точно сказано: «Мщенье, бурная мечта ожесточенного страданья»). «Цыганы» завершают «южный» романтический период, а «Андрей Шенье», «Евгений Онегин» и «Борис Годунов» говорят о быстром созревании ума и дарования, уже переживающего нечто вроде грядущей Болдинской осени. К тому же этот роковой год декабристского мятежа был не только этапным в пушкинской биографии, но и той важной гранью, за которой для России и ее художественной литературы началась новая историческая эпоха – 1830-е годы. Наступало серьезное время переоценки ценностей и рождения новых мыслей и идеалов.
Для Пушкина начинались другая жизнь и другая поэзия. А другу Чаадаеву он написал из Крыма:
Чедаев, помнишь ли былое?
Давно ль с восторгом молодым
Я мыслил имя роковое
Предать развалинам иным?
Но в сердце, бурями смиренном,
Теперь и лень и тишина,
И, в умиленье вдохновенном,
На камне, дружбой освященном,
Пишу я наши имена.
Пророк: мысль и поэзия
Пушкин прославился как страстный и мятежный певец свободы и любви, русский Байрон. Ему долго отказывали в глубине, не считали порывистого и озорного поэта самобытным мыслителем. Между тем такие суждения несправедливы. Уже написана философская элегия «Надеждой сладостной младенчески дыша…» (1823), поэт заговорил о своей «задумчивой музе». Серьезные размышления о смысле бытия и назначении человека есть в его ранних стихотворениях, начиная с «Тавриды». Но впервые они собраны и обобщены в «восточном» цикле «Подражания Корану» (1824), где Бог говорит с пророком о человеке, его назначении, жизни и смерти, о грядущем в конце истории неизбежном Страшном Суде, когда будет определена вина каждого, а мудрая и печальная притча о ропщущем на Бога и заснувшем в пустыне путнике повествует об относительности человеческого времени – одна из ключевых тем не только философии, но и теоретической физики. Здесь избранному человеку открыты тайны жизни, его сила и слабость, дано понимание высших целей творения. Бог одарил своего пророка поэтическим даром, дал его выразительному языку власть над умами, чтобы тот спокойно, без принуждения учил людей великим истинам. Таков и истинный поэт.
Цикл этот взят из Корана, священной книги мусульман, открывает философскую тему в творчестве Пушкина и к тому же обращается к другой священной книге – Библии христиан, где также есть возвышенные образы, глубокие мысли и беседы Бога с пророками, обличительные псалмы. В русской поэзии со времен Ломоносова сложилась традиция подражания сюжетам Библии, переложения псалмов, творческого переосмысления и использования этих величественных и мудрых образов.
Пушкин сразу оценил богатые возможности соединения в своей философской поэзии высоких образов Корана и Библии. Он с их помощью заговорил о назначении поэта. Ведь в обеих книгах высшую волю Бога несли людям пророки, посвященные люди, бывшие вместе с тем и великими поэтами. В 1822 году Пушкин как ученик и последователь великого историка Карамзина неожиданно приблизился к этой теме, заговорив в «Песни о вещем Олеге» о волхвах – древнерусских прорицателях, мудрецах и поэтах времен язычества:
Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Пророк для Пушкина – человек избранный, уединенный мыслитель, обладающий высоким даром поэтического проницания и пророчества и смело зовущий заблудившихся, грешных людей к прозрению и покаянию, публично проповедующий законы истины и веры. Таков, по его мысли, и истинный, вещий поэт, которому открыты тайны бытия. Он не только «владетель умственных даров», но и предсказатель судеб, проникающий в глубины бытия и человеческой души.
Так рождается знаменитое пушкинское стихотворение – «Пророк» (1826). Вся русская религиозная поэзия стоит за этим удивительным произведением, соединяющим в себе оду духовную, псалом (священную библейскую песнь – хвалу Богу) и обличительную проповедь ветхозаветного пророка. Здесь поэту пригодились уроки Державина, знание высокого одического стиля, образы Библии и Корана, делавшиеся многими русскими стихотворцами вольные переводы псалмов. Ибо речь здесь идет о высоком предназначении и природе поэтического дара, о трудном подвиге и ответственности поэта.
Духовная жажда и дар прозрения открывают пророку путь к ясному и полному пониманию природы мира и человека. Но это путь великих испытаний и жертв. Нельзя поведать о вечной тайне бытия несовершенным, слабым людям на их грешном корявом языке, нужно «жало мудрыя змеи». Простое заблуждающееся сердце не может эти вечные мысли и чувства вместить и выразить, надобен «угль, пылающий огнем». Назначение пророка – видеть мир, внимать его тайнам и пророчествовать, жечь глаголом (то есть влиять на чувства и мысли читателя высокой и пылкой поэтической речью) сердца забывших о высшей правде людей. Пророчество – данный поэту свыше дар «провидеть и разоблачать будущность» (В.И. Даль). Человек своего будущего не знает, но пророку дано божественное откровение о нем, поэтому сбывается предсказание кудесника в «Песни о вещем Олеге». Предсказания должны быть верными, значит, долг пророка всегда говорить людям реальную правду на высоком языке своего святого ремесла. «Таков и ты, поэт», – говорил Пушкин, имея в виду и своего «Пророка».
Стихотворение это – о назначении поэта. А сам поэт – человек мирской, грешный и несовершенный, как и все люди, и не всегда он находится на высоте своего дара, своего «глагола». Подлинное же творчество – это неимоверно тяжкое и опасное дело. Не случайно Пушкин называет поэта пророком, а многих библейских пророков за их правдивые пророчества и призывы жить по правде преследовали, пытали и казнили как еретиков и мятежников, возмущающих народ. Ведь пророком был для его современников и Иисус Христос.
На эту же тему написаны позднейшие стихотворения «Поэт» (1827), «Поэт и толпа» (1828), «Поэту» (1830), «Из Пиндемонти» (1836), целый цикл, завершающийся знаменитой философской одой «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» (1836). Важно, что все эти произведения Пушкина посвящены одной важной теме, как бы дополняют и поясняют друг друга.
Когда в одно не очень большое стихотворение «Пророк» вмещаются и требуют дальнейшего развития столь важные темы мировой религии и философии, то философской и более объективной становится сама пушкинская лирика, сердечное чувство поэта углубляется, становится размышляющим, мудрым. «Я думал стихами», – говорил сам Пушкин. Но его мышление не было риторическим философствованием в стихах, пушкинский «Пророк» – это развернутый образ поэтического творчества и посвятившего ему жизнь человека, сильное красноречивое пророчество, размышление о природе и назначении поэта и человека.
Казалось бы, столь же знаменитое стихотворение Пушкина «Анчар» (1828) написано не только в другое время, но и на совсем иную тему. Однако его мрачный и величественный восточный колорит напоминает о «Подражаниях Корану», а сама глубокая и точная постановка темы, великой, вечной проблемы мирового зла и его роли в жизни человека, темы власти человека над человеком, преступления и наказания ставит это загадочное стихотворение Пушкина рядом с его «Пророком».
Пушкин знал, что природа не всегда равнодушна к человеку. В ней рассеяны, переплетены зло и добро, жизнь и смерть. Поэт создает свой миф об анчаре – древе яда, которое собрало в себе мировое зло, смерть и стало угрожать ею человеку в «день гнева» природы (один такой день великого наводнения описан им потом в «Медном всаднике»). Зло стало видимо, материализовалось, каплет сквозь древесную кору и отравляет своими тлетворными испарениями «вихорь черный». Пушкин назвал анчар «грозным часовым», стерегущим всемогущее зло, свой ужасный яд. Но это смертоносное дерево может расти только в одиночестве, в «пустыне чахлой и скупой», все живое его избегает и страшится.
Но вот самое разумное живое существо – человек захотел использовать это ядовитое зло для своего возвеличения и власти над другими людьми. Пушкин пишет чеканные, весомые строки:
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом…
Они оба – люди, изначально сотворены равными друг другу, это ясно из слов поэта. Но князь так не думает. Себя он считает великим владыкой, своих подданных – ничтожными рабами, жизнь которых не стоит ничего. В основе его деспотической власти – зло и смерть, порождающие страх. Но для полного господства над миром и людьми владыке надо овладеть материализованным, осязаемым злом. И жестокий князь не щадит послушного «бедного раба» (поэт в нескольких выразительных словах описывает его жалкий шалаш и ложе из лыка), посылая его силою своей власти на верную смерть за ядом анчара для упрочения и распространения своего тлетворного могущества и погибели врагов. Так смерть становится расплатой за рабское сознание, вечный страх и послушание; маленький запуганный человек невольно способствует гибели других людей, превращается в такое же орудие зла и бесчеловечной власти, как и напитанные принесенным им ядом «послушливые стрелы» непобедимого владыки.
В «Анчаре» нет пророка, значит, нет на первый взгляд и темы назначения поэта. Но Пушкин этим стихотворением говорит читателю, что для князя не существует вольного и правдивого поэта-пророка, иначе пришлось бы его посадить рядом с собою на трон, поделиться властью, слушаться его советов и прорицаний. Для властного владыки все люди – ничтожные рабы, слуги, и в их числе великий поэт. А поэту-пророку, в свою очередь, пришлось бы склониться перед бесчеловечной властью, служить злу, смерти и деспотизму, изменив своему высокому, божественному назначению – «глаголом жечь сердца людей», быть мудрым и правдивым властителем дум и сердец, равно не зависеть от властей и от столь же деспотичного народа.
Это проблема любого талантливого поэта в деспотическом государстве, это проблема самого Пушкина, главная причина его трагической гибели. «Пушкин не мог быть ничьим слугой», – верно сказал его друг Вяземский. Так что глубокое философское стихотворение «Анчар» самой своей «вечной темой», смелой постановкой столь важной проблемы невольно включается в пушкинский цикл поэтических размышлений о назначении поэта.
Эти размышления Пушкин завершает великой, монументальной одой «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» (1836). Со времен римского стихотворца Горация (из его оды Пушкин взял латинский эпиграф) каждый выдающийся национальный поэт писал свой «Памятник», думал о том, что же из его творчества останется в литературе и памяти людей навсегда, будет прочнее бронзы и гранита. Это и поэтическое завещание, и прощание, и размышление о роли поэта и назначении поэзии. Такие оды написали его великие учителя Ломоносов и Державин. Пушкин следует за ними, но отделяет себя от этих «государственных» одописцев.
Он – поэт народный, и потому в его стихотворении возникает важный образ «народная тропа», по этой тропе пойдут к нерукотворному памятнику пушкинской поэзии все просвещенные им народы великой России:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Он – поэт свободный и потому пишет о «главе непокорной», вознесшейся выше Александрийского столпа, официозного величественного памятника на Дворцовой площади в Петербурге, на колоссальной гранитной колонне поднявшего над призрачным городом и угнетенными людьми улыбающегося бронзового ангела с лицом императора Александра I. Пушкин говорит о своей дорого доставшейся духовной и творческой независимости, о том, что смелая муза его была послушна высшим велениям жизни, не страшилась обиды и не требовала венца, то есть той же славы, равнодушно принимала хвалу и клевету, следуя своим путем.
У пушкинской музы один закон – правда, она служит добру и свободе, пробуждает в народе чувства добрые. Народ это всегда помнит и всегда будет чтить и читать Пушкина. И потому нерукотворным памятником национальному поэту стала его поэзия, где живет его неповторимая личность, гений и вещее сердце. Благодаря великой поэзии душа Пушкина стала бессмертной:
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
В этом замечательном четверостишии есть важное слово «слава». Оно здесь имеет особый смысл. В свое время Пушкин написал стихотворение «Желание славы» (1825). Но он жил и писал не для славы, хотя любил и желал ее, как всякий творческий человек. Слово «славен» тогда значило «известен». Памятник ставится, чтобы не забывали и помнили. Пушкина и его поэзию будут помнить, пока живы Россия, ее великий язык и литература, ее народ, знающий и любящий своего поэта. Слова пушкинской оды высечены на гранитном постаменте знаменитого бронзового памятника поэту на площади его имени в Москве.
Стихотворение – современный термин, обозначающий любое небольшое, завершенное по форме и содержанию поэтическое произведение. Термин возник в романтическую эпоху, когда прежнее строгое деление поэзии на жанры (ода, элегия, идиллия, сонет, дружеское послание и др.) отошло на второй план, и появились внежанровые стихотворения.
Ряд глубоких мыслей рождает все новые стихотворения, объединяет их высотой авторской идеи, образует философскую поэзию зрелого Пушкина, куда входят «Дар напрасный, дар случайный…», «Анчар», «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы», «В начале жизни школу помню я…», «Не дай мне Бог сойти с ума…», «Странник», «Езерский», «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…» и другие пушкинские произведения 1830-х годов. За ними ощутима глубокая самобытная философия жизни, которая определяла высоту взгляда поэта и неизбежно выразилась во всей пушкинской лирике. И любовные стихотворения поэта полны живой проницательной мысли, знания тайн женской души, природы человека, они восхищают нас неожиданно верными и остроумными суждениями и открытиями. Разумеется, лирика эта в своих идеях и образах перекликается с поэмами, трагедиями и прозой Пушкина.
Певец природы, любви и дружбы
Пушкин любил живую жизнь и был ее вдохновенным певцом. Более всего он ценил вечную природу, любовь и дружбу, где жизненная энергия проявлялась с наибольшей силой и ясностью. Поэт вовсе не был формалистом и не разделял эти взаимосвязанные, переплетенные и иногда сливающиеся стихии, но у него есть целые поэтические циклы, посвященные природе, дружбе и любви.
Пушкин воспел Кавказ, морскую стихию, крымские скалы, молдавские степи, украинскую ночь, но лучше всего знал и понимал русскую природу в ее скромном обаянии и неброском богатстве красок, причем любимым его временем года была деревенская осень, пора творчества и любви. Замечательны, конечно, и стихотворения «Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю» и «Зимнее утро» (1829), картины русской зимы в «Евгении Онегине», их живопись, ощущение мороза, метели, скрипящего снега, звонкого льда, веселых забав, девичьего гадания, катания на санях. Но лучшее создано им именно осенью, в основном в Михайловском и Болдине.
И как бы благодаря золотую пору за творческие дары и человеческое счастье, поэт написал замечательный «отрывок» «Осень» (1833). Это не просто любимая пора года, это знаменитая в его биографии вторая Болдинская осень, когда написаны поэма «Медный всадник», драма «Анджело», сказки, «История пугачевского бунта», «Пиковая дама», начата «Капитанская дочка». Это время шедевров. Но Пушкин далеко уходит от своих личных достижений и впечатлений, в его «Осени» надо видеть не только автобиографическое произведение, но и маленькую, внутренне завершенную, несмотря на оборванный «открытый» финал, поэму о временах года и этапах жизни человека и поэта.
Пушкин как поэт начинал в эпоху романтизма, когда личность человека, его внутренний мир лирики школы Жуковского, и в их числе Ленский, выражали через картины природы. Но чаще всего это были псевдоантичные, восточные, северные, горные, сельские, то есть условно-декоративные пейзажи. Пушкин же – русский поэт, выросший в русской деревне, в этой неяркой суровой природе, переживший там все смены времен года и сросшийся, сроднившийся с ними. Его пейзажи полны реализма, русской красоты и простора.
В пушкинских картинах поражают точность, любовно выписанные приметы и характерные детали: промерзшая дорога, застывший от первых заморозков пруд, «бешеная забава» охоты, зимний бег саней и катание на коньках, широкая Масленица с ее гуляньями и блинами и встреча весны, тяжелый зной, пыль, докучливые комары и мухи лета. Каждая конкретная черта, особенность, даже дождик, слякоть и осенний холод ему понятны и дороги, вызывают сильные чувства и воспоминания, позволяют выразить себя, помогают творить.
Поэтому в «Осени» поэт воспевает печальную и холодную пору природы, сравнив ее с суровою, но веселою зимой, утомительным зноем лета и играющей молодой кровью и туманящей разум весной. Он остро чувствует милую, тихую красу поздней осени, с удовольствием рисует ее пышное прощальное увядание, багрец и золото листьев в лесу, пасмурное небо, первые морозы. Все бранят скучную, холодную, дождливую пору, а поэт видит в ней новый расцвет природы и своего творческого дара, духовных и физических сил: «Я снова счастлив, молод, я снова жизни полн». Это пора зрелости.
Осень для Пушкина полна нового движения и впечатлений, и он дает это почувствовать через образ бешеной веселой скачки по осенним раздольям полей и лесов, причем радость и полноту жизни ощущает не только посвежевший всадник, но и его могучий конь со звонкими, блистающими копытами. Быстро темнеет. Из свежего дневного холода поэт вечером переходит в теплый помещичий дом, родное дворянское гнездо, греется у печки, читает, думает. Душа его полна воспоминаний, новых впечатлений и сил. И приходит творчество, пробуждается поэзия:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем.
Пушкин показывает само непростое движение творческой мысли к замыслу, к перу и бумаге, пестрый рой элегических воспоминаний и мечтаний, взволнованное ожидание свободного рождения стихов. Он сравнивает это долго готовившееся в его душе и мыслях рождение поэзии с выходом в море парусного корабля, ранее недвижимого в зеркальной воде гавани, но поднявшего якоря, вдруг подхваченного мощным ветром и смело рассекающего волны открытого моря. Эта многомачтовая многопалубная громада медленно отправляется в плаванье, матросы ползут вверх по вантам, и ветер надувает огромные белоснежные паруса. И Пушкин задает себе знаменитый вопрос: «Куда ж нам плыть?» Шедевры, созданные поэтом осенью, являются ответом на его вопрос.
Отметим, что в «Осени» поэт одинок. Более того, он наслаждается этим редким одиночеством, мирно творит в тиши, отдыхает душой в родном гнезде вдали от столичной суеты, шума и повседневных забот семейной жизни. Но Пушкин в своей сельской жизни отнюдь не был мрачным отшельником (см. стихотворение «Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю…», 1829), любил гостей и посетителей, веселую беседу в кругу приятелей, очаровательных девушек и молодых женщин, сам ездил в соседнее Тригорское и другие имения. Он ценил человеческое общение. Одиночество не было для него целью сельской жизни: «Печален я: со мною друга нет».
Но более всего Пушкин любил и помнил друзей молодости, лицейских соучеников, их нежданные приезды, радость встреч, новости, споры, чтение стихов, веселые дружеские пирушки. В Михайловском ссыльного поэта посетили его друзья-лицеисты Дельвиг, Пущин, Горчаков, поэт Языков, он с удовольствием общался со своими очаровательными соседками из Тригорского. Такие встречи питали пушкинскую поэзию, где сложился целый цикл стихотворений о дружбе, посланий Дельвигу, Вяземскому, Языкову, всем своим друзьям, однокашникам, собратьям по перу.
Каждую осень Пушкин и его друзья по традиции отмечали объединяющий их праздник, день открытия Царскосельского лицея – 19 октября. Поэт посвятил этой дате, лицейскому товариществу много стихотворений, с годами они становились все печальнее и мудрее, друзья уходили один за другим, менялся и сам Пушкин, но такова жизнь человеческая:
Не сетуйте: таков судьбы закон;
Вращается весь мир вкруг человека, –
Ужель один недвижим будет он?
Так писал Пушкин в незавершенном гениальном стихотворении «Была пора: наш праздник молодой…» (1836), следующем за «Памятником». Лучшим же его лицейским посланием является элегия «19 октября» (1825), осенняя песнь дружбе и годам юности. И начинается оно с живописного пейзажа, багряного леса, подернутого инеем поля, короткого сумрачного дня, печального одиночества ссыльного поэта, воспоминаний о лицейских друзьях, ушедших (дипломат Н.А. Корсаков умер в Италии) и живых (мореход Ф.Ф. Матюшкин, будущий адмирал и путешественник вокруг света, Дельвиг, Пущин, Кюхельбекер). Элегия написана в Михайловском на грани эпох и судеб, накануне декабристского мятежа, после которого некоторые из упомянутых в ней друзей исчезли в тюрьмах и «мрачных пропастях земли», а опальный Пушкин, как он и предсказал здесь, был возвращен из ссылки в Москву и начал новую жизнь.
Пушкин вспоминает, как друзья поддержали его в беде, посетили в ссылке, как важно их участие и любовь для него и его поэзии. И он начинает в деревенском уединении мысленный дружеский пир лицеистов, разговор с поэтами Дельвигом и Кюхельбекером о творчестве. Рождаются знаменитые пушкинские строки:
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты…
Пушкин воспевает прекрасный союз лицейского товарищества, наставников, незабвенную юность «под сенью дружных муз», свои скитания и несчастья, гонения, душевные муки, поет хвалу лицею, благословляя друзей и прошлое. Былое пылкое вольнолюбие сменяется прозрением, пониманием «строгой необходимости земной».
Пушкин с печалью говорит о своих прежних заблуждениях, былой доверчивости и неизбежных разочарованиях: «Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья». Находит он и великодушные слова для отправившего его в изгнание императора Александра I:
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.
Элегия – всегда грустное воспоминание об ушедшем, поэтическое размышление о свершившихся переменах. Пушкин создает в своем стихотворении зримый образ движущегося времени, подводит предварительные итоги, с надеждой глядит в будущее. Молодой изгнанник вдруг задумался о том последнем лицеисте их выпуска, который будет праздновать годовщину 19 октября в одиночестве, ужаснулся его печальной судьбе, хотя так и не узнал, что это будет упомянутый в стихотворении счастливец Горчаков, к концу жизни (1883 год!) выдающийся дипломат, светлейший князь и канцлер, то есть министр иностранных дел Российской империи. Но в пушкинской элегии побеждают молодая надежда, радость, дружба, шум и звон чаш веселого мысленного пира лицеистов.
Любовная лирика Пушкина всем известна, постоянно звучит в чтении актеров, на ее слова поются знаменитые романсы (см. знаменитую элегию «Ночь», 1822). С самого начала лирика любви юного поэта являла собой бурное кипение жизненных сил и страстей, в ней горел «огонь мучительных желаний». Это светлый, радостный мир, чуждый «угрюмых страданий»:
Я знал любовь, не мрачною тоской,
Не безнадежным заблужденьем,
Я знал любовь прелестною мечтой,
Очарованьем, упоеньем.
Стихотворение «К***» («Я помню чудное мгновенье…», 1825) знаменито в русской поэзии, его ключевой высокий образ «гений чистой красоты», взятый Пушкиным у мечтательного Жуковского, посвящен земной прекрасной женщине Анне Керн и обессмертил ее.
Любовь для Пушкина – божество, вдохновенье, свет, радость и слезы, сама жизнь, ее главная, обновляющая сердце сила. Да, она краткосрочна, являет собой «чудное мгновенье». Но с ней приходит счастье, о котором вспоминаешь всю жизнь. Таков закон и смысл любовной элегии, запечатлевшей память об этом чувстве в развитии. Замечательно здесь само сильное движение души, «мимолетное виденье» влюбленного поэта, его восхищенное и вместе с тем грустное воспоминание о красавице, забвение во «мраке заточенья» и затем вдруг новое воспоминание, бурное пробуждение чувств:
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
В любовных элегиях Пушкина запечатлены все сложные движения сердца и памяти, порождаемые страстью. Обычно они коротки, кажутся фрагментами, но внутри себя завершены, любовь в них высказывается полно и выразительно. И читатель видит и понимает, как важно для поэта это великое горячее чувство, распавшееся на множество влюбленностей, то серьезное, то лукавое и озорное. Пушкин живо чувствовал победительное влияние женской красоты. Сердце его не может не любить:
И может быть – на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
В элегии «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» (1829) поэт вспоминает о возлюбленной в дальнем и опасном кавказском путешествии, среди поэтических гор, на берегу бурной реки, и его лирическое чувство полно образом любимой, он трижды повторяет ее имя, думает об их разлуке с грустью, но уныние это не тяжело, не затемняет его духовного взгляда, памяти сердца:
…Печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой…
Эти движения влюбленной души иногда выражаются в доброй насмешливости, милых, тонких комплиментах («Подъезжая под Ижоры…», 1829). Пушкин то серьезен («Что в имени тебе моем?..», 1830), то шутит, длит и длит увлеченную беседу о любви; меняются его собеседницы, адресаты стихотворений, и каждую женщину поэт понимает, создает ее мимолетный, но живой образ.
Одно чувство здесь неизменно и главенствует – уважение к женщине, которая дарует любовь. И оно высказано в замечательной элегии «Я вас любил: любовь еще, быть может…» (1829). Стихотворение это обращено к прекрасной женщине, с которой поэт расстался. Но в стихах Пушкина нет обиды, гнева, упреков и обвинений, он не унижается до мелких, недостойных настоящего мужчины чувств, слов и поступков, остается на высоте своего ощущения открывшейся ему женской душевной красоты. Поэт благодарен женщине за любовь, которая еще живет в его памятливом сердце, не хочет ее тревожить и печалить ненужными укорами. Эта безмолвная и безнадежная любовь – главная его награда. Знаменитые заключительные строки пушкинского стихотворения полны подлинным мужским великодушием, забывающим все обиды, измены, ревность и желающим былой возлюбленной нового счастья:
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
Любовная пушкинская лирика – шедевр мировой поэзии. И ныне ничто в ней не устарело, полно выражает движения вечно юного влюбленного сердца, воспитывает культуру чувства. Мир ее целостен, совершенен, имеет собственную историю, географию, изящные искусства («Из наслаждений жизни // Одной любви музыка уступает; // Но и любовь мелодия…»), литературу и мифологию, населен множеством вымышленных и реальных персонажей, здесь есть свой пантеон богов, богинь и героев. Если «Евгений Онегин» – «энциклопедия русской жизни» (Белинский), то пушкинская лирика – это энциклопедия любви. Поэт показал себя глубоким и чутким «знатоком в неведомой науке счастья».
ЛИТЕРАТУРА
Белинский В.Г. Статьи о Пушкине.
Бонди С.М. О Пушкине. Статьи и исследования. М., 1983.
Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., 1995.
Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М., 1981.
Пушкинская энциклопедия. М., 1999.