ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

Разные поколения русских людей, изучая в школе географию, часто относились к ней как к «недворянской» науке для извозчиков (мнение госпожи Простаковой), а маленький Петруша Гринёв в «Капитанской дочке» сделал из географической карты летающего змея, выразив невольно скептическое народное отношение к ней как к достоверному документу. Это всё, конечно, одно высмеянное Фонвизиным невежество, но отчасти их можно понять.

Ибо каждый раз люди видели на карте другую страну, со столицей то в Киеве, то во Владимире, то в Москве, то в Петербурге, то опять в Москве, то снова народу сулят уйти всей властью в родной Петербург. Не станем упоминать здесь мифические остров Буян, Беловодье и землю протопресвитера Иоанна, куда всегда рвались за счастьем русские мужики. Забудем пока о находящейся везде и нигде счастливой ленивой Обломовке, гениальной утопии Ивана Гончарова. Вспомним лишь блестяще образованного, полжизни прожившего в Западной Европе дипломата и великого русского лирика Федора Ивановича Тютчева, написавшего в революционном 1848 году поразительное стихотворение «Русская география», где ясно сказано следующее:

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,

От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…

Вот царство русское…

Москва и град Петров, и Константинов град –

Вот царства русского заветные пределы…

После этих широких взмахов вольного поэтического пера действительно хочется сделать из географической карты летающего змея и запустить ее в бескрайние просторы русского неба. Ни на что более она уже не годится.

Никакая школьная наука география, никакая историческая наука с ее склонностью к перемене мнений и выводов не в состоянии хоть как-то объяснить и обосновать документально смело очерченные Тютчевым идеальные пределы России. Русская мечта поистине безгранична, как сама наша окруженная морями-океанами страна, однако эти чаемые пределы продолжают жить в национальном сознании и многое в нём определяют, становясь материальной силой и частью русского характера. Сказано же тонким насмешником Гоголем в «Мертвых душах»: «Англичанин издавна завидует, что, дескать, Россия так велика и обширна».

Эту необъятную обширность медленно постигаешь, оказавшись в дальнем и неспешном наземном путешествии, ибо сверху видно далеко не всё. В молодые годы беспечный и неплохо зарабатывавший литературным трудом автор этих строк только летал самолетом в крымский Коктебель (теперь это «оранжевая» Украина), латышские Дубулты (ныне независимая Латвия) и грузинскую Пицунду (теперь это не то «независимая» Абхазия, не то по-прежнему часть Грузии, снова зачем-то независимой) и там весело и привольно отдыхал как хозяин в наших благоустроенных домах творчества. Но однажды поддался на уговоры обстоятельных, ценящих немецкий комфорт железнодорожного вагона «СВ» друзей и поехал в Крым поездом. Скрытая прежде под плотными облаками российская реальность сильно отличалась от национальной географической мечты.

Понятно теперь, почему патриот-славянофил Тютчев так не любил своё орловское имение Овстуг и предпочитал благоустроенные и культурные Мюнхен и Ниццу. Просидев почти трое суток у окна вагона и глядя на однообразные серые просторы, необработанные поля, редкие деревеньки и города, обшарпанные станции, разбитые дороги и просто бездорожье, мелькающие иногда огоньки в холодной апрельской ночи, я становился всё грустнее и под конец, где-то в Джанкое, неожиданно для себя удивился географической и политической малограмотности Гитлера: как он решился углубиться в эти вязкие, необустроенные, непредсказуемые просторы с каким-то миллионом солдат? А, приехав в весенний Коктебель и выйдя яркими, пронизанными холодными свежими ветрами маковыми полями к серому ещё морю, снова недоумённо подумал о покойном фюрере: как же он вообще досюда дошёл?

Было это в этапном, переломном 1985 году, а последующие политические и экономические перемены в вышеупомянутом географическом пространстве многих русских превратили в бездомных странников, меня лично, как и большинство писателей, лишили возможности путешествовать по России и отдыхать в Дубултах, Пицунде и Коктебеле, а жизнь в подмосковных домах творчества «Малеевка» и «Переделкино», купленных у нашего вороватого писательского «руководства» за смешные гроши плюс «черный нал» многократно ограбившими нас банками, стала дороже, чем отдых в Турции.

Но вот опять позвала в дорогу родная мечтательная поэзия, бескрайняя, как наши степи, русская песня, и её нематериальный, лирический призыв на этот раз был подкреплён выделенными финансами. Песню мы все знали по бодро-боевитым фильмам 1930-х годов: «У высоких берегов Амура часовые родины стоят».

И вот я в Хабаровске, стою на этом высоком, пронизываемом холодными весенними ветрами берегу из песни, вдали тянутся ещё покрытые снегом сопки, лёд на Амуре не тронулся, простор прозрачен, величествен и великолепен, ясно видно на десятки и десятки километров. Вспомнился почему-то итальянский фильм «Пустыня Татар», где из таких вот таинственных просторов являются вдруг яростные конные тьмы вооружённых кочевников. Стало почему-то тревожно, я оглянулся окрест и никаких часовых родины не увидел. Три танкиста, три веселых друга также отсутствовали, заняты в другом месте.

Сзади стоял один бронзовый генерал-адъютант Н.Муравьев-Амурский опекушинской работы, окружённый вкопанными в землю чугунными севастопольскими пушками. Один взгляд на географическую карту разъяснил наше трудное стратегическое положение. Мы с графом-памятником, потом попавшим на пятитысячную банкноту, находились в самом острие клина китайской территории, направленном на Хабаровск и далее тянущуюся к океану долину Амура, зажатую горами. Танковый удар отсюда по этой долине к Охотскому морю и одновременно бросок снизу вправо на Владивосток, к морю Японскому, аккуратно отрезали бы от России Приморье и Сахалин.

Но эффектная стратегия гудериановских клиньев вся в прошлом. Никто здесь воевать не собирается, да это теперь и не нужно, особенно русским, которые просто хотят выжить. Пушкин в 1831 году гордо писал о «стенах недвижного Китая». Сегодня всё переменилось: недвижна Россия, в обширных нищих её районах на Дальнем Востоке видно постоянное, страшное давление рвущегося на север и запад нового «восточного тигра» – весь мир завалившего дешевыми плохими товарами и бытовой техникой Китая, ставшего опасным конкурентом и стратегической проблемой и для могучих США. Рядом с дутым русским нефтяным пузырем возник из нашего сырья, энергии и нефтедолларов пузырь китайский, и им явно суждено лопнуть вместе. Ничем не могут тут помочь государственные дотации и эффектные, но не эффективные, «показушные» федеральные проекты вроде ненужно гигантской Бурейской ГЭС, чья электроэнергия пойдет в основном в тот же Китай.

В малонаселённом краю, охваченном экономической дистрофией даже в благополучной прежде военной промышленности (здесь теперь годами ждут заказа реактивных штурмовиков Индией или Индонезией), физически ощутимо слишком близкое соседство мощнейшей, стремительно растущей паразитической экономики и почти двухмиллиардной, жаждущей работы, чужих нефти и газа, угля, электроэнергии, леса, металла и просто жизненного пространства нации. Совместные военные учения ненужно больших, отсталых армий, неискреннее братание тоталитарных лидеров, очень неравноправная торговля лишь отдаляют неизбежное.

Суровый Константин Леонтьев пророчил: «Китайцы назначены завоевать Россию, когда смешение наше (с европейцами и т.п.) дойдет до высшей своей точки». Не очень веришь, что на такие подвиги способен нынешний двухмиллиардный муравейник трудолюбивых рабов провинциальной тоталитарной системы. Да и мы пока далеки от смешения с единой против нас Европой. Однако закона сообщающихся сосудов никто пока не отменял, и от могучей, стратегически просчитанной экономической динамики и продуманного движения огромных человеческих масс нельзя защититься ядерным щитом (который устаревает на глазах) и идеологией (которой просто нет), сговорчивой таможней и формальным закрытием границ.

Ключи уже подобраны, на нашем Дальнем Востоке везде явственно слышно шуршание ревальвированных юаней. Вернувшись в город, я везде встречал множество энергичных, крепких, улыбчивых китайцев, видел наскоро построенные ими гостиницы и рестораны в позолоте и драконах, море дешёвых китайских товаров и лежалых продуктов и нескончаемый поток японских автомобилей с правым рулём. Заметил и яркую вывеску крупнейшего японского банка, в Москве прячущегося в тени.

Но в чистеньком центре не очень старого русского города рядом с излишне роскошными соборами-новостройками и стеклянным кубом Далькомбанка мирно ютились дореволюционные деревянные дома, серые советские постройки из кирпича и бетона и неизбежные хрущобы. Несколько новеньких, но уже облупившихся башенок-«пентхаузов» для местных «новых русских» во всё том же лужковско-ресинском скобарском стиле, робко сбившихся здесь в какой-то шанхайский «сеттельмент» и зорко охраняемых квадратными молодцами в маскировочных комбинезонах, явно свидетельствовали, что узок круг этих отобранных властью богатых людей новой номенклатуры, страшно далеки они от своего обнищавшего народа. Меньше и реальный оборот их денег, это не Москва, где, кстати, у всех местных предусмотрительных богачей есть квартиры и учатся дети.

Остальное население не очень бойко торговало китайскими товарами, икрой, крабами и японскими автомобилями, отчасти работало на оживающую временами захиревшую оборонку. Но не ощущалось мощного целенаправленного движения капиталов, товаров, людских потоков, бурного строительства, промышленного бума (а ведь всё это было здесь в конце XIX – начале XX века, сохранились солидные дома купцов и фабрикантов, магазины, мосты, вокзалы, банки и т.п.), и не китайцы виноваты в этом тоскливом прозябании и хищничестве, народной апатии, неспособности и нежелании использовать свои огромные природные богатства, на костях заключённых построенные ненужные заводы и бескрайние незаселенные просторы. В Калининграде никаких китайцев нет, а картина та же: в результате всех наших грандиозных военных и дипломатических побед в центре обновляющейся единой Европы, на месте развитой и обустроенной немцами Восточной Пруссии ютится та же полуразвалившаяся, разуверившаяся во всём, опустившая руки или ворующая и спекулирующая чужими товарами (те же иномарки и неизбежная мафия и повальное взяточничество вокруг них) Россия, и там казённый патриотизм разъевшихся «единороссов» так же нелеп, полон чиновничьей демагогии и нашего традиционного шапкозакидательства, как и на Дальнем Востоке.

Картина обычной российской разрухи вдоль железной дороги от Хабаровска до Владивостока ясно говорила, что мы не в Чикаго и не в Токио, поднять, отремонтировать всё это непосильно нашему нездоровому виртуальному бюджету, состоящему в основном из не осваиваемых нефтедолларов. А здесь своих реальных денег нет и не будет, людям просто не дадут их заработать. Зарплаты и пенсии копеечные, а авиабилет от Владивостока до Москвы стоит более 500 долларов. Вот вам и новое, скрытое, экономическое рабство, новое крепостное право, ощущаемое здесь всеми. Все денежные средства покорно ожидаются из центра и волево распределяются назначенным Москвой губернатором – вот и вся местная политика, делающая ненужными здесь «карманную» оппозицию «Яблока», СПС и ЛДПР и пост-модернистские политические «хэппенинги» НБП и «Наших».

«Город нашенский» всё разъяснил окончательно, там все разноуровневые и разбитые дороги и улицы вели в знаменитый Зелёный Угол, на рынок привезённых из Японии автомобилей. Гектары вдоль гавани Владивостока заняты десятками тысяч отличных, недорогих машин, способных привести в слёзы любого автолюбителя, а также яхт и катеров. Этот хищнический бизнес привоза, растаможки и продажи японских автомобилей кормит город, край и все разрешающие-запрещающие инстанции, а приграничные районы населены не лихими чубатыми казаками, а профессиональными несунами, за небольшие деньги постоянно ездящими в Китай и привозящими нанимателям законные 50 килограммов беспошлинного товара.

Край живёт государственными дотациями и кое-как узаконенной контрабандой. Тронули было таможенные пошлины на иномарки, прижали законом несунов – и весь глубоко равнодушный к политике «народ»-иждивенец вдруг поднялся на протестные выступления. Одинокая бутылка знаменитого уссурийского бальзама «Панты» в московском винном магазине, «палёная» красная икра, унылые рыбные консервы и сушёные кальмары – не очень большой вклад огромного богатейшего региона в нашу излишне экономную, командно-распределительную экономику. Об истребителях и подводных лодках прошу мне не напоминать, они никому здесь не нужны, людям надобна иная защита.

Никакая официальная статистика не может объяснить, почему русские люди в таких бескрайних, сказочно красивых просторах и при таких природных богатствах живут так скучно и скудно, так тяжело и плохо и, главное, без надежды, разобщены и озлоблены, покорно ждут государственных денежных подачек и привоза топлива и продуктов. Все дежурные разговоры власти о капитализме, рыночной экономике и мифологическом удвоении ВВП должны умолкнуть в тяжёлой атмосфере всенародного безделья, иждивенчества и хищничества, чиновничьего вымогательства и воровства.

И не надо привычно винить во всём империализм и его спецслужбы, им хватает своих дел и проблем. Разве побеждённые японцы оставили нам на благоустроенных ими Сахалине и Курилах теперешнюю разруху? Простой взгляд через пролив и океан на Аляску и Форт Росс, некогда нам принадлежавшие и теперь процветающие, показывает, как и пример маленькой героической Финляндии на Западе, что наш военно-тоталитарный феодализм так и не позволил нам превратить колоссальную империю нищих в динамично развивающуюся демократическую страну цивилизованного мира, социально и экономически обустроенную территорию, а её огромное разобщённое и бесправное население – в политически и экономически сильный и активный, защищённый правами и законами народ, полноправного и деятельного хозяина этой великой бескрайней страны. Цена империи для теперешней России неподъемна. Поэтому все разговоры о каком-то «гражданском обществе», мифической «гражданской инициативе» – обычная демагогия чиновников и нанятых ими балаболов-политологов.

Поэтому реальная русская география всё дальше отходит от Тютчевым воспетой размашистой, несколько маниловской национальной мечты, а пространство жизни, территория нашего неблагополучного бытия сужаются и далеки от стандартного мирового благоустройства XXI века. Мы не можем и не хотим удержать и обустроить то, что имеем, обеспечить изверившимся людям достойное существование и надёжное будущее, а всё рвемся к Индийскому океану, всё строим гигантские ядерные ракеты и подводные атомные крейсеры…

Русская мечта с её географическим романтизмом тоже оказалась на государственной дотации. Снижается качество русской жизни, что может разительно изменить саму нашу географию и оставить кому-то в долгожданное наследство похожую на лунный пейзаж, пустынную территорию некогда великой, населённой могучим, даровитым и деятельным народом страны.

© Vsevolod Sakharov, 2008. All rights reserved.

Поделиться ссылкой:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *