ГОГОЛЬ: НЕДОСТИЖИМОСТЬ ИДЕАЛА

Если во всех произведениях Лермонтова, даже в романе «Герой нашего времени», мы встречаемся с ним самим, а точнее, с отражающим многие его черты лирическим героем, мятежным и могучим борцом и страстным обличителем человеческих и общественных пороков, то проза и пьесы Николая Васильевича Гоголя (1809-1852) кажутся написанными разными людьми: настолько этот писатель скрытен, закрыт, не высказывается весь даже в лирических авторских отступлениях. Мы видим лишь, что он любит и умеет над многим «истинно посмеяться», не чужд иронии, знает и ценит народный незлой юмор, ощущаем и его постоянную грусть, «невидимые миру слезы».
Этот загадочный человек и художник родился в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии в семье образованного украинского помещика, писавшего комедии из народной жизни. Мать его была женщина властная и глубоко религиозная. В 1818 году Николая отдали в Полтавское уездное училище, в 1821 году он поступил в привилегированную Нежинскую гимназию высших наук (ее профессора были тогда обвинены в вольнодумстве), где начинает заниматься литературой и живописью, пишет стихи, сатиры и поэмы, участвует в рукописных журналах и школьных спектаклях, увлекается Шиллером, пишет романтическую поэму-идиллию «Ганц Кюхельгартен». Окончив в 1828 году гимназию с чином коллежского регистратора, Гоголь вернулся в родную Васильевку и в декабре вместе с другом А.П. Данилевским поехал в Петербург поступать на службу.
В столице он решил посвятить себя литературе и даже намеревался познакомиться с Пушкиным, опубликовал в журнале первое свое стихотворение, а затем и поэму «Ганц Кюхельгартен» отдельной книгой, начал собирать материалы для «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Прочитав отрицательные отзывы критиков о своей первой книге, Гоголь сжег все ее непроданные экземпляры и неожиданно уехал в Германию. По возвращении он пытался стать актером, затем поступил на государственную службу.
В 1830 году Гоголь продолжил свои литературные занятия, в «Отечественных записках» появилась его первая малороссийская повесть «Басаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала». Он познакомился с Жуковским и Дельвигом, а потом и с Пушкиным, занимался живописью в Императорской академии художеств, начал давать частные уроки и преподавать историю в Патриотическом институте, но ученый-историк и профессор из него не получился. В 1831 году вышла первая часть «Вечеров на хуторе близ Диканьки», в следующем году за ней последовала и вторая. Книги имели большой успех и были быстро распроданы. В Москве Гоголь познакомился со многими писателями (Аксаковы, М.П. Погодин, М.Н. Загоскин) и актерами (М.С. Щепкин).
В 1833 году начаты повести сборника «Миргород», и прежде всего «Тарас Бульба». В следующем году Гоголь приступает к работе над комедиями и статьями и завершает «петербургские» повести («Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего»). Завершены и появились в начале 1835 года сборники «Арабески» и «Миргород», тогда же написаны повесть «Нос» и комедия «Женитьба», начаты «Мертвые души». В конце года закончена комедия «Ревизор». 19 апреля 1836 года состоялась ее премьера в Александринском театре.
Гоголь начинает публиковаться в пушкинском «Современнике». В июне он отправился за границу, в Швейцарии и Париже работал над «Мертвыми душами». Писатель по представлению Жуковского получил денежное пособие от императора, что позволило ему жить и писать свои сочинения в Европе до осени 1839 года.
Вернувшись в Россию, Гоголь читал публично свои новые произведения. Он познакомился с Белинским, Лермонтовым, посещал П.Я. Чаадаева. Но весной 1840 года вернулся в Италию, где в Риме завершил первый том «Мертвых душ». Осенью 1841 года писатель привез рукопись в Россию и пытался ее издать, но встретил цензурные затруднения. Влиятельные друзья помогли ему, в 1842 году «Мертвые души» вышли и «потрясли всю Россию» (Герцен), вызвали восторг Белинского, но «Повесть о капитане Копейкине» была из книги выброшена. Тогда же разрешена и напечатана повесть «Рим». Преодолев цензурные затруднения, Гоголь снова уехал за границу, в Германию и затем в Италию. В Александринском театре состоялась премьера его комедии «Женитьба».
1843 год начался с выхода четырехтомных «Сочинений» Гоголя. Он работает над вторым томом «Мертвых душ». Постоянно общается с живущим в Германии Жуковским. Император и наследник престола назначили ему пенсию. Состояние здоровья Гоголя ухудшилось, он лечился на водах. Во Франкфурте в 1845 году впавший в меланхолию писатель сжег первую редакцию второго тома «Мертвых душ» и написал завещание. Но в Риме возобновил работу над этой книгой. В Италии Гоголь прочитал «Бедных людей» молодого Ф.М. Достоевского, в 1846 году написал публицистическую книгу «Выбранные места из переписки с друзьями», где заявил о себе как об учителе жизни. В следующем году она вышла и вызвала бурю полемики и ответное знаменитое письмо Белинского.
В 1848 году Гоголь отправился в Иерусалим. Оттуда он через Константинополь вернулся на родину. Пожив в Васильевке и Петербурге, писатель поселился в Москве в доме графа А.П. Толстого на Никитском бульваре, где и обдумывал и писал второй том «Мертвых душ». Духовным отцом его стал ржевский священник Матвей Константиновский. В 1849 году Гоголь читал публично главы второго тома, ездил в Троице-Сергиеву лавру, Абрамцево и Мураново, слушал в авторском чтении комедию молодого А.Н. Островского «Банкрот».
В 1850 году Гоголь пытался завершить второй том «Мертвых душ», однако болезнь его усиливается, работа над книгой приостановлена. Писатель совершил паломничество в знаменитый своими старцами монастырь Оптина пустынь. Затем уехал на Украину. В 1851 году через Оптину пустынь вернулся в Москву, посещал монастыри, был на спектакле Малого театра «Ревизор». В 1852 году Гоголь известил друзей, что второй том закончен. Но болезнь развивалась, мрачное состояние души тяготило писателя, он ослабел, все время думал о смерти, исповедался и причастился. После долгой молитвы Гоголь в ночь с 11 на 12 февраля сжег свои бумаги, включая беловую редакцию второго тома «Мертвых душ». Он почти ничего не ел, отказывался от лечения. Гоголя пытались гипнотизировать, ставили пиявки, лечили насильно ваннами и обливаниями. 21 февраля измученный, истощенный Гоголь скончался (последние его слова: «Как сладко умирать!») и был похоронен на кладбище Данилова монастыря в Москве. В 1931 году его прах перенесен на Новодевичье кладбище.

Загадочный художник
Жизнь Гоголя полна загадок и «белых пятен», гениальное многоликое творчество его и скрытая сложная жизнь мятущегося духа никак не объясняются одной «внешней» биографией. Этот человек-странник всю свою жизнь провел в дороге, не имел собственного дома и семьи и лучшие свои книги написал за границей, глядя на родную Русь из «прекрасного далёка».
Романтическая проза его ранних «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1831-1832) рассказана веселым и мудрым знатоком украинских народных преданий, здесь даже ужасное и фантастическое («Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь, или Утопленница» и «Страшная месть») пришло из сказок, воспринимается как живописный и захватывающий рассказ бывалого пасечника Рудого Панька. Совсем другая книга – сборник повестей «Миргород» (1835), там, рядом со страшной и красочной романтической легендой «Вия», появляются тихая и насмешливая поэзия помещичьей жизни, «шутливая, трогательная идиллия» (так отозвался Пушкин о «Старосветских помещиках») и легендарно-эпический «Тарас Бульба», за которым неизбежно следует повесть о двух Иванах и их нелепой, мелочной, недостойной наследников героического Бульбы ссоре и смешной вражде, после которой в «Миргороде» и звучит знаменитая гоголевская финальная фраза: «Скучно на этом свете, господа!»
Тогда же написаны повесть-гротеск «Нос» и комедия «Женитьба», по совету Пушкина начаты «Мертвые души». В конце 1835 года закончена также писавшаяся по данной Пушкиным теме комедия «Ревизор». 19 апреля 1836 года состоялась ее премьера в Александринском театре. Венчающая путь Гоголя незавершенная прозаическая поэма в двух томах «Мертвые души» (1836-1852) – тоже, казалось бы, веселая сатира на крепостничество, взяточничество, город губернский, смешных помещиков и чиновников, но, слушая ее в выразительном чтении автора, Пушкин становился все печальнее и сказал: «Боже, как грустна наша Россия!» Эта тема продолжена писателем и в его цикле петербургских повестей, где юмор, сатира, фантастика и гротеск соединились с неизбежным трагизмом, грустной думой о потерявшем себя человеке.

Петербургские повести
Петербургские повести Гоголя, написанные в середине 1830-х годов в постоянном творческом общении с Пушкиным, объединили несовместимые, казалось бы, вещи: бытовой «городской» очерк и сказку, серые картины скудной и несчастной чиновничьей жизни и доходящую до гротеска фантастику, трагедию и комедию, высокий романтизм и реализм, иногда приближающийся к подробному натуралистическому бытописанию. И в них есть «настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности» (Пушкин), но появились и стали нарастать скрытая тревога, печаль, душевный непокой, грустное понимание несовершенства человека, его призрачной, суетной жизни, трагических изъянов бытия. Сквозь авторский смех и блеск гениальной фантазии ощущаются те «невидимые миру слезы», которые отличали зрячий, требовательный гуманизм зрелого Гоголя и сделали его учителем самых разных русских писателей – от Гончарова и Достоевского до Льва Толстого.
Главной вещью, центром и вершиной петербургских повестей является, конечно, гениальная «Шинель» (1841), где с необычайной силой и искренностью выражены любовь и жалость к «маленькому человеку», впавшему в ничтожество и нищету, но оставшемуся всем нам братом, таким же, как мы. «Там есть грязное, но оно плачет», – сказал один из современников Гоголя о «Шинели». Но Гоголь мыслит в прозе циклами («Вечера…», «Арабески», «Миргород»), собирает воедино несколько повестей и сопоставляет их, внутри каждого сборника одно его произведение продолжает и объясняет другое. К «Шинели» он приходит не сразу, вначале созданы две петербургские фантасмагории – «Невский проспект» (1834) и «Нос» (1835). Пушкин читал обе повести в рукописи, одобрил их и вторую напечатал в своем журнале «Современник».
При всем реализме этих повестей на них лежит отсвет уходящего романтизма с его любимой идеей двоемирия. Гоголевский Петербург – странный, вечно всем лгущий, причудливый город-призрак, где ночи – белые, дни – черные, а по улицам в экипажах ездят не только сами люди, но и их носы. Город фантастичен, и люди тоже здесь живут и мыслят с большими странностями, сами того не замечая. Формализм, механичность и бездуховная пустота их «деревянной» (Гончаров) жизни порождают в гоголевской прозе особый петербургский миф.
Особенно это ощутимо в раннем «Невском проспекте». Из романтической прозы пришли некоторые гоголевские персонажи, фантастика и гротеск, причудливая выдумка и фигурный, витиеватый стиль, сам конфликт между высокой идеальной мечтой и низкой действительностью, даже изображение Невского проспекта и великолепных дипломатических бакенбард ранее встречалось в повести романтика-декабриста А.А. Бестужева-Марлинского «Испытание». Действуют тут и Шиллер с Гофманом, но это не знаменитые немецкие писатели, а пьяные питерские ремесленники. Художник Пискарев тоже взят из романтических историй о страданиях тонкой творческой натуры в страшном мире обыденности и житейской пошлости, но очень далеко ушел от своих прототипов.
Молодой Гоголь, как и Лермонтов, спокойно творит из «чужого» свой художественный мир, где разрозненные находки прежних школ и писателей переосмыслены и подняты на новую высоту, стали петербургской трагикомедией-фантасмагорией, где в реальном быте северной столицы встречаются трагический художник-романтик и мертвецки пьяный немец-сапожник Гофман. И рядом с этими картинами страшного, призрачного мира живут гоголевский комизм и веселье.
Этот резкий контраст высокого романтического идеала и низкой, страшной и смешной реальности и составляет главную особенность обеих повестей, суть гоголевского комизма. Здесь лишь ослепление дает ограниченным людям надежду и счастье, а прозрение их губит. Сатира у Гоголя не самоцель, она лишь выявляет и оттеняет высокую поэтическую мечту автора, о чем хорошо сказал Лев Толстой: «Надо было иметь высокую душу, тоску по совершенном человеке, чтобы уметь так остро заметить комическую сторону жизни». Таковы смысл и назначение петербургских повестей Гоголя.

Трагедия и комедия Петербурга
«Невский проспект» повествует о том, как «деревянная» (И.А. Гончаров) петербургская жизнь давит своей механичностью и бездушием человека, как бы усредняет его, лишает личности и лица, даже имени. Люди у Гоголя становятся частью толпы. Личность как бы растворяется в массе. Самовластие лишает людей индивидуальных, неповторимых черт и деспотически-мелочно регламентирует все их бытие.
Существование это призрачно, фантастично, неподлинно, являет собой вечный обман, причем сначала человек обманывает сам себя, а затем – других. Духовная пустота и бесформенность скрыты отработанными внешними формами, утвержденными чинами, званиями и знаками отличия. Главная улица северной столицы становится непрерывно обновляющейся выставкой карет и колясок, бакенбард, офицерских и чиновничьих вицмундиров (все «штатские» служащие были одеты в полувоенную форму своих ведомств и министерств), дамских шляпок и платьев, весь день по ней течет пестрая толпа, состоящая из различных петербургских «типов», представляющих все сословия, слои и группы населения. Белинский, сам всю жизнь проведший в петербургских «углах», в статье о повестях Гоголя назвал этот мир «разнокалиберным».
Город поделен на разные миры, обитатели которых могут встретиться друг с другом только на Невском проспекте. Офицеры и чиновники называются их чинами – поручик, майор, коллежский регистратор, камер-юнкер, статский советник. Имен и оригинальных лиц уже нет, да они и не нужны, все петербургские военные и штатские и их дамы, извозчики и мастеровые похожи друг на друга. Это куклы и манекены, маски без лиц. Достаточно назвать сапог со шпорой и красную выпушку мундира – и перед нами офицер. «Один показывает сюртук… другой – прекрасный греческий нос». Бакенбарды, сапоги, мундир, сюртук и нос замещают лицо и имя, подменяют саму личность, неповторимого человека.
Два пути существуют для человека, вышедшего на Невский проспект и желающего выжить в этом призрачном, обманчивом городе. Поэтому Гоголь рассказывает в своей повести истории двух разных людей с именами и лицами – мечтательного романтического художника Пискарева и плотного самодовольного поручика Пирогова, ищущих счастья и любви на главной улице северной столицы.
Пискарев пришел на Невский проспект с петербургского чердака, из нищей неубранной мастерской бедного художника, живущего случайными заработками, рисованием портретов купцов и вывесок. Это робкий поэт, поклонник прекрасного, чувствительный мечтатель, его идеалы и стремления слишком высоки и далеки от бытия огромного жестокого города, его отвратительных реалий. Для романтиков художник был «чудной загадкой» (Белинский), но в Петербурге ее никто не собирался разгадывать, а персонаж хорошо знавшего чердаки и мастерские и их обитателей Гоголя реален и понятен, он скромный и бедный житель Петербурга, отсюда его страдания и трагедия. Потом Гоголь продолжит рассказ о петербургском художнике, его исканиях и страданиях в повести «Портрет».
Пискарев встречает на Невском проспекте существо воздушное и прекрасное и сразу влюбляется. Он не видит, что ничего живого нет в ее кукольном лице, что красота девушки ложная и лживая. Мир лгущих внешностей Невского проспекта привычно обманывает Пискарева. Радость художника слепая, счастье его мнимое, он гонится за призраком красоты. Ангел его весьма прозаически живет в четвертом этаже доходного дома, и речь доступной красавицы глупа и пошла, как и ее примитивная, вульгарная жизнь. Начинается вечный раздор красивой мечты с грубой существенностью: страдающий Пискарев ушел из мерзкой реальности и заблудился в мираже снов, пристрастился к опиуму, сильнейшему наркотику, жизнь-сон и блаженство наркотической мечты приводят его к безумию и самоубийству. Художник не может вынести обыденной пошлости и бездушного формализма столичной жизни. Это катастрофа мечтателя и романтика, поверившего в миражи и обманы Невского проспекта.
И эта маленькая обыденная трагедия вполне уложилась бы в романтическую повесть, однако у Гоголя за ней следует веселая, полная добродушного юмора комедия, главное действующее лицо которой – поручик Пирогов. Вот это человек с Невского проспекта, простодушное, самоуверенное и жизнерадостное дитя этой лгущей улицы-ярмарки, любитель хорошо поесть, выпить и приврать, усердный посетитель театров низкого пошиба, кофеен и бильярдных, домашних танцевальных вечеров. Он счастлив, ибо всем доволен. Об этом говорит уже чрезвычайная любовь его к своему маленькому (это равно лейтенанту) офицерскому чину, мундиру, шпорам и всем атрибутам военной службы. Велики его самодовольство, страсть к пошлым фразам, наглое казарменное волокитство, следование модам столичной жизни средней руки. В гоголевском творчестве Пирогов предваряет лихого помещика Ноздрева из «Мертвых душ», которого автор не случайно сравнивает с поручиком и который мог быть отставным офицером.
Белинский с восторгом говорил, что образ Пирогова – «это символ, мистический миф… кафтан, который так чудно скроен, что придет по плечам тысячи человек». Это и есть настоящий типичный характер, полностью выявляющий себя в типических обстоятельствах. Но он показывает, как обмельчала, усреднилась личность в давящей и миражной столичной жизни. Вместо многосложного человека появился поручик весьма среднего армейского полка и встретился на Невском проспекте с тысячами других таких же безликих, стандартных поручиков, майоров и штабс-капитанов. Страдающий мечтатель-романтик Пискарев – не такой, как все, а любитель реальных удовольствий и земных благ Пирогов – именно такой и иным быть не может, он дитя житейской пошлости. На контрасте между этими очень разными характерами и судьбами построена гоголевская повесть.
Погнавшись за своей глупой красавицей, самонадеянный поручик вторгается в мелочно правильную жизнь ее обстоятельного мужа, немца-жестянщика Шиллера, во вдохновенном опьянении желающего отрезать себе нос из-за большого расхода нюхательного табака. Удивительная наглость и простодушная навязчивость армейского ухажера Пирогова приводят его к заслуженному, страшному для офицера позору: пьяные, как сапожники, немцы-ремесленники высекли его розгами, и очень больно. Велики были гнев и жажда мести оскорбленного поручика, сгоряча он хотел упечь честных немецких пьяниц в каторгу, жаловаться самому государю, но по дороге зашел в кондитерскую, съел два слоеных пирожка, почитал официальную газету «Северная пчела», как-то успокоился и отправился на чиновничий бал, где и отличился в мазурке.
Вот два характера, несчастный и счастливый, две разные судьбы с Невского проспекта, велик контраст между ними, между комизмом и трагедией, от смеха ведущий к грусти и унынию, разоблачающий ложь и миражи неподлинной жизни и падение человека, невозможность подлинной красоты и мечты в этом призрачном мире «типов» и манекенов в сюртуках и мундирах. В отличие от романтиков, Гоголь вовсе не идеализирует художника Пискарева, он лишь жалеет бедного мечтателя, живущего в разладе с реальной действительностью. Но и раба земной пошлости Пирогова он не бичует (да и за что – за обычное офицерское ухаживанье за немкой и два съеденных пирожка?), не обрушивает на него всю силу своей сатиры, а просто незло смеется над этим забавным и безобидным характером-типом, достойным только гоголевского юмора и доброго комизма. Но оба персонажа, сама их встреча на Невском проспекте вызывают у читателя печаль, грусть о человеке, уклонившемся от реального идеала и забывшем свое достоинство, поддавшемся обману города-призрака, попавшем в лгущий мир безликой пошлости и миражных ценностей.

Нос, который гулял сам по себе
«Нос» является одной из самых веселых и загадочных повестей Гоголя, вершиной его неподражаемого комизма. Здесь применен классический прием гротеска, то есть преимущественно сатирического необычного описания привычного жизненного явления, где странно, с нарушением логики и пропорций, в чрезмерно преувеличенном или преуменьшенном виде совместились уродливое и красивое, фантастическое и страшное, комическое и трагическое, неожиданно разоблачающие и выявляющие весь скрытый смысл привычного явления или личности, показывающие их с новой точки зрения. Часть вполне неожиданно и удачно заменяет собой целое, нос – человека.
В реалистическом повествовании сатирик Гоголь допускает возможность фантастики, «необыкновенно-странного происшествия» – нос вполне благополучного, уверенного в себе майора Ковалева вдруг исчезает с его гладкого румяного лица, начинает жить собственной жизнью, сам по себе, носит расшитый золотом парадный мундир статского советника и шпагу, служит по ученой части, ездит в карете и дилижансе (большая многоместная карета, прообраз современного автобуса, возившая пассажиров на дальние расстояния), гуляет по Невскому проспекту и Таврическому саду, молится в церкви, высокомерно разговаривает со своим «хозяином».
Далее все уже развивается по реальной логике характеров и событий: фантастический нос, став самостоятельным человеком в чине статского советника, живет по законам русской жизни и по правилам Невского проспекта, становится таким же персонажем реалистической повести, как и нашедший его в свежеиспеченном хлебе цирюльник (так назывались тогда парикмахеры, ходившие по домам и брившие чиновников и офицеров и иногда оказывавшие им скорую медицинскую помощь) Иван Яковлевич.
Великолепен комизм, вызванный внезапным вторжением этой фантастической ситуации в благоустроенную жизнь майора Ковалева: «Все переворотилось у него в глазах». Этот самодовольный и не бедный чиновник быстро дослужился на Кавказе до чина коллежского асессора, сколотил, как водится, на службе взятками и спекуляциями небольшое состояние, гордо и по-военному именовал себя майором и, подобно поручику Пирогову, чрезвычайно ценил этот свой не очень большой чин. Он даже надеялся получить хлебное вице-губернаторское место в провинции, не прочь был и жениться на богатой невесте. И вдруг все надежды и планы рухнули, и все из-за того, что с сытого благообразного лица майора таинственно исчез нос и образовалось гладкое место. «Черт хотел подшутить надо мною!» – горестно восклицает несчастный майор.
Страдания и отчаяние Ковалева были безмерны. Весь ужас ситуации в том, что без носа и чина он сам по себе ничего не представляет, не может занять выгодное место, жениться, просто появиться на публике. Ведь он только майор, а не полноценный, самобытный человек, и исчезновение носа делает его призраком, лицом несуществующим. Чин подменяет собой человека, и даже фамилия майору не нужна: таких майоров, таких «кавказских» коллежских асессоров много в России. Но майору по чину положен благообразный нос.
Поскольку даже в таком фантастическом положении бедное, обезличенное сознание чиновника не может измениться, Ковалев страдает оттого, что нос его имеет более высокий, генеральский чин и высокомерно говорит своему владельцу на птичьем чиновничьем языке Невского проспекта: «Я сам по себе. Притом между нами не может быть никаких тесных отношений. Судя по пуговицам вашего вицмундира, вы должны служить в Сенате или, по крайней мере, по юстиции. Я же по ученой части». И в соответствии с петровской «Табелью о рангах» и законом о пуговицах чиновничьего мундира несчастному Ковалеву пришлось признать свой зазнавшийся нос отдельным от себя, выше майора стоявшим на лестнице чинов человеком. И начались его метания в полицию, к докторам (любопытно, что доктор обладает удивительными бакенбардами и свежайшими воротничком и манжетами, но вот лица его не разглядел Ковалев) и в редакцию, писание обличительных и просительных писем: «Чепуха совершенная делается на свете».
И вдруг неправдоподобная чепуха столь же таинственно прекратилась, и беглый мятежный нос снова очутился на похудевшем от переживаний лице майора. И что же? Да ничего, как и в случае с болезненным сечением поручика Пирогова, не изменилось ни в мире Петербурга, ни в бедном сознании Ковалева. Чиновник остается чиновником, его бездумное, механическое бытие возобновляется с возвращением нагулявшегося беглеца. Никаких уроков из случившегося с ним «скверного анекдота» жизнерадостный Ковалев не извлек.
О возвращении прежнего простодушного самодовольства свидетельствует покупка орденской ленточки, хотя никакого ордена у Ковалева не было. Бреет его, взявши дурно пахнущими пальцами за обретенный нос, тот же неопрятный и сильно пьющий цирюльник Иван Яковлевич, ходит самодовольный майор все по тем же кофейням, канцеляриям и Невскому проспекту и резво преследует всех хорошеньких дам, а ленивый слуга его Иван, подобно обломовскому Захару, валяется на кожаном диване и плюет в потолок. Но зато читатель гоголевской повести видит и понимает многое в самом майоре и петербургской жизни, с грустью задумывается о реальной стороне всей этой комической «фантастики». Гоголевский сатирический гротеск вдруг открывает в человеке правду несовершенного характера, скрытый трагизм духовно скудного, уродливого бытия.
История с носом неправдоподобна, а вот характер майора Ковалева и суть петербургской жизни выявлены через эту гротескную, сатирическую ситуацию полностью, показали всю свою типичность и реализм. Здесь «все фантастично и вместе с тем все – в высшей степени поэтическая правда» (Аполлон Григорьев). Комизм Гоголя, основанный на «бесконечной иронии» (Белинский), выявляет всю недолжность, ограниченность этой чиновничьей жизни и неизбежно приводит читателя к унынию и грусти: жалко так измельчавшего, обобравшего самого себя человека, тяжело наблюдать его недолжное, униженное существование.
***
Гоголь продолжал работать над циклом петербургских повестей, видя в них важное и необходимое дополнение к «Ревизору» и «Мертвым душам». Здесь он заговорил о том, о чем нельзя сказать в пьесе и поэме в прозе, причудливо соединил романтизм с реализмом. История петербургского художника получила новое освещение и более глубокий смысл в повести «Портрет» (1835, 1842), где Гоголь напомнил о высокой тайне подлинного искусства и опасности превращения его в ремесло, скорую работу на заказ, о духовной гибели изменившего этим идеалам художника, растлевающей силе золота и модного успеха, о нравственной природе и ответственности таланта. Подлинное искусство – это постоянный труд, борение творческого духа, жертвы, лишения, сомнения, разочарования и вера. Оно требует религиозной веры. Гоголь знал это, ибо был знаком со знаменитым А.А. Ивановым, автором величественного полотна «Явление Христа народу». В «Портрете» самолюбивый живописец Чартков променял свой талант на легкий успех у светской публики и заплатил за это дарованием и жизнью. Он сознательно вступил в союз со злом, ради неверной славы предал истину и веру, лежащие в основе всякого подлинного творчества.
Интересны романтические мысли Гоголя, долго жившего в Италии среди русских художников, о демонском и божественном началах в искусстве, об их вечной борьбе в душе творческого человека. Его повесть «Портрет» превращается в трактат о природе и назначении искусства. И здесь нашла свое место романтическая фантастика в образе страшного ростовщика-грека и его мрачного портрета с живыми глазами, соединившаяся с «натуральным» описанием населяющих Петербург и Коломну общественных слоев и групп, типажей, городских пейзажей. Опять возникает чисто гоголевский контраст между высоким искусством и низким бытом и несовершенной природой человека искусства. Гоголь в повести о художнике Чарткове осуждает измену идеалам, своему высокому предназначению, своему таланту, унижение искусства, призванного служить всем людям. Этот возвышенный, пророческий пафос писателя потом неожиданно выразится в «Выбранных местах из переписки с друзьями».
«Записки сумасшедшего» (1835) – одна из самых поэтичных и трагических повестей Гоголя. Здесь тоже дан психологический портрет, но в нем живет несчастная и больная душа, постепенно приведенная службой и бытом в полное расстройство мыслей и чувств. Мы читаем дневник подпольного, озлобленного человека, незначительный чиновник Поприщин сам о себе рассказывает, самодовольно высказывает малограмотные, нелепые суждения, говорит о зависти, мелочных обидах и подозрениях. Сначала маленький ограниченный персонаж гоголевской повести отвратителен и смешон в своих низких мечтах и претензиях, но потом читателю становится страшно за человека, жалко потерявшего себя, отчаявшегося, медленно впадающего в безумие.
Страшный мир Петербурга, чиновников и департаментов здесь сам начинает безумствовать, выявляет свою пустоту и бесчеловечность, ложь и фальшь всех отношений между людьми. Человек здесь потерялся среди пустых форм, мундиров, должностей и чинов, и Поприщин не может выдержать повседневное давление обыденной жизни и медленно сходит с ума.
Впадая в безумие, несчастный просит подать ему тройку, молит, стонет, плачет, зовет матушку, монолог его являет собой высочайшую поэзию и повесть об очередной обыденной русской трагедии, когда «маленький человек» заблудился, сошел с ума и погиб в бесчеловечном мире министерств и департаментов: «Спасите меня! возьмите меня! дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой – Италия; вон и русские избы виднеются. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном? Матушка, спаси твоего бедного сына!» И мы понимаем, что в ничтожном чиновнике скрыты были нераскрывшиеся возможности и дарования, затуманились болью и страданием душа и разум, погибло самобытное «я».
Вершиной гоголевского гуманизма является повесть «Шинель» (1839-1841). Это тоже повесть о петербургском ничтожном чиновнике Акакии Акакиевиче Башмачкине, маленьком незаметном человечке, мечтой всей жизни которого была «постройка» (он строит ее как дом, выбирая сукно, подкладку, каждую ниточку и пуговицу) новой шинели, а трагедией всей жизни – отобрание у него этой шинели уличными грабителями. Да, человек этот смешон и ничтожен, материальная и духовная жизнь его скудна, но не по своей же вине, а когда Акакий Акакиевич говорит своим резвым сослуживцам знаменитую фразу «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?», их и читателей вместе с ними охватывает смущение, общее чувство вины и пронзительная жалость, сострадание. Человек, брат наш, страдает, плачет, мерзнет без шинели, пребывает в нищете и ничтожестве, но он имеет право на достойную жизнь, наше внимание, помощь, любовь, семью, на место в мире других людей.
Мир петербургских повестей Гоголя звал к гуманизму и чуткости, разоблачал миражи и бесчеловечность страшного мира, заговорил о «маленьком человеке» и его больших правах на достойную жизнь и чувства добрые других людей.

ЛИТЕРАТУРА
Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. М.-Л., 1959.
Золотусский И.П. Гоголь. М., 2005.
Набоков В.В. Лекции по русской литературе. Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев. М., 2001.
Сахаров В.И. Русская проза XVIII-XIX веков. Проблемы истории и поэтики. М., 2002.
Смирнова-Чикина Е.С. Поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души»: Комментарий. Л., 1974.
Соколов Б.В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2003.
Трудный путь. Зарубежная Россия и Гоголь. М., 2002.